Игорь Кон: «256 Цветов жизни»

Журнал «Санкт-Петербургский Университет», № 28-29 (3720-3721), декабрь 26, 2005.


В ноябре в Большом зале Филармонии журналист Леонид Парфенов отвечал на вопросы петербургской публики. На сцену передавали записки с вопросами, и между прочими одна была такая: «Я постоянно думаю о сексе - что мне делать?» Нимало не смутившись, журналист сказал, что этот вопрос должен быть адресован не ему, а Игорю Кону В сознании миллионов советских людей Игорь Семенович Кон – это патриарх отечественной сексологии. Однако академик РАО, профессор И«С.Кон - это уникальный ученый-гуманитарий с очень широким кругом интересов - об этом говорят его книги: «Социология личности», «В поисках себя», «Дружба», «Ребенок и общество», «Психология юношеского возраста», «Мужское начало в истории культуры» – и многие другие. Можно утверждать лишь то, что в центре внимания Кона-ученого всегда находился человек.

Общеуниверситетский курс лекций по социологии личности, который в 1966 году читал на истори­ческом факультете ЛГУ профессор И.С.Кон, стал событием для своего времени. По воспоминаниям оче­видцев, в дни этих лекций во всем здании бывала де­зорганизована учеба – места в лектории занимали за два часа до лекции, а преподаватели, приходившие зани­маться с вечерниками, не заставали на месте не только студентов, но и стулья.

В 1985 году И.С.Кон переехал из Ленинграда в Моск­ву, где идеологический гнет не был в то время столь сильным. Я спросил его об атмосфере, царившей тогда в научных кругах.

Я всегда был сам по себе, поскольку мои научные интересы всегда были на границе разных наук: истории, философии, социологии, психологии, антропологии и этнографии, педагогики. Если же надо было к чему-то принадлежать и была возможность выбора, то я старал­ся, чтобы это было нескучное сообщество. Но я знал, что, занимаясь своим делом, я полностью ни в какое сооб­щество не впишусь.

Должно быть, личные качества коллег очень важ­ны?

Хорошо иметь коллег, с которыми полное взаимо­понимание в совместной работе, – но это не всегда уда­ётся. Мне лично для работы нужна спокойная обстанов­ка. А как только начинаются склоки, дрязги, наклеивание идеологических ярлыков – я предпочитаю уходить. Хотя это все и не фатально, и в любых битвах можно победить (если ты прошел соответствующую школу), но всё же это – напрасная трата времени.

Я предпочитаю заниматься теми вещами, вокруг ко­торых нет давки. Там, где толпа народу – там меня точ­но нет. Ни на советской, ни на антисоветской демонст­рации... Поэтому я обычно ставил такие проблемы, по которым у нас не было еще специалистов. Так что и ли­тература мне чаще всего нужна была иностранная.

Мне было очень хорошо и спокойно с моими коллегами по Ленинградскому отделению Института этнографии, где я проработал десять лет. Все люди там чему-то учились - и я учился у них. В Институте этнографии мной были иниции­рованы сравнительно-исторические исследования по этног­рафии детства, которые оказались очень успешными.

Сексологией вы тоже стали заниматься потому, что не было давки вокруг этого предмета?

Что касается сексологии – там не было не только давки, но даже названия, даже слова – один аб­солютный запрет. Это совершенно особый случай – ведь запрещено было всё.

То, что сегодня идеология не довлеет – это, к со­жалению, неверно. Она снова начинает довлеть, и очень сильно. Это официальная идеология правосла­вия, абсолютно несовместимая ни с какой сексуаль­ной культурой.

В чем это проявляется?

В том, что несмотря на эпидемию СПИДа и прочих заболеваний всюду заблокировано сексуальное обра­зование, и практически нет исследований в этой облас­ти. То же, что есть, имеет зачастую любительский уро­вень. Так что в этой сфере сегодня не легче, чем при со­ветской власти. Всё можно печатать, потому что печать пока еще не полностью контролируется, но на самом деле мы сегодня живем в уже почти советской стране... При советской власти тоже жилось очень свободно – в 20-е годы – и совсем несвободно стало в 30-е...

И все-таки с людьми, придерживающимися орто­доксальных убеждений, сегодня, кажется, возмож­на дискуссия, и не все так катастрофично, как во времена однозначных директив.

И наука, и пресса пока не полностью подчинены государству - но процессы идут. Но меня беспокоит не только возможность обсуждения теоретических вопросов.

Сексуальность - это важная сторона общественной и личной жизни. И организация сексуального образова­ния невозможна без помощи государства. А сегодня в этом направлении все заблокировано, государство не делает ничего. Результат этого – чудовищная статисти­ка: по абортам, по СПИДу и другим венерическим забо­леваниям наша страна занимает первое место в мире. И государство не хочет с этим бороться. Более того, под угрозой уничтожения сейчас находятся многие обще­ственные организации, финансирующие научные иссле­дования по СПИДу. Все эти организации заняли оппо­зиционное положение по отношению к инициативе мос­ковского правительства (пропаганда того, что «безопас­ного секса не бывает»), – и трудно сказать, чем это кон­чится... Возможно, скоро просто не будет эмпирических данных – не будет статистики. В советское время не со­бирали статистики по абортам – и их вроде не было. Сегодня снова стали закрывать глаза – и я боюсь, что все идет по старому пути. Я могу ошибаться – ведь у меня есть горький опыт. Но тенденции очень хорошо знако­мы. Вы знаете, что советская система создавалась не в одночасье, и не на следующий день после октябрьской революции был «философский пароход».

В советское время вы все-таки смогли заниматься сексологией. Как вам это удалось?

Когда я стал этим заниматься, я был уже очень из­вестным человеком. К тому же я говорил о вещах, кото­рые нужны людям, я это чувствовал... А это очень важ­но.

Мою книгу «Введение в сексологию» 10 лет не печа­тали по-русски; одни боялись, другие страховались, – и она сначала вышла за границей (хотя это и было не принято), а лишь в 1988 у нас. И если бы не Перестрой­ка, неизвестно, вышла бы она или нет.

Потребность общества в сексуальном образовании была очень велика, – сегодня она еще более острая. Сек­суальная свобода в условиях СПИДа и при отсутствии культуры чревата издержками. Сексуальную культуру нужно воспитывать: учить, объяснять, рекомендовать книги. А мы пустили дело на самотек. Россия давно уже живет по формуле «спасение утопающих – дело рук са­мих утопающих». Но кто-то умеет плавать, а кто-то нет. Государство же своих обязанностей не выполняет. При­чем это не те обязанности, для выполнения которых тре­буются глобальные реформы и гигантские капиталов­ложения. Важна стратегия.

А мы сегодня видим по телевизору рекламу «Безо­пасного секса не бывает». При том что только пропаган­да безопасного секса помогла остановить в Европе эпидемию СПИДа. Россия идет своим путем – и у нас эпидемия растет. На европейские результаты нам наплевать, и европейскую стратегию мы считаем невер­ной, все надежды возлагая на церковь.

Забота церкви о том, чтобы помочь уже больным людям умереть с меньшими страданиями - очень важ­на. Но моя забота – не о тех, кто уже одной ногой стоит в могиле, а о тех, кто сегодня только начинает жить. Ло­зунги типа «не занимайтесь сексом, потому что безопас­ного секса не бывает» нигде в мире не действуют, и нет оснований полагать, что они подействуют у нас. Моло­дые люди не начинают сегодня половую жизнь отноше­ниями с одним постоянным партнером. Сначала идет период экспериментирования, а уж затем находится – или не находится – один постоянный партнер. Если мы исходим из поведения реально существующих людей – это одна логика. Если мы исходим из предписаний, как надо по нормам морали (которые, судя по статистике, соблюдаются немногими), – логика, конечно, другая.

Я социолог (сексолог – это не первая моя специаль­ность). Я занимался социологией сексуальности, и точно знаю, что на Западе остановили эпидемию СПИ­Да только благодаря особой тактике. За формулой «безопасный секс» (очень рациональной, но эгоисти­ческой) следует другая: «ответственный секс». Это более сложная формула, выходящая за рамки всяких эпидемий и включающая в себя важные нравственные принципы. Они предполагают способность встать на точку зрения другого человека, позаботиться о нем. Европейская молодежная культура сегодня пропаган­дирует эти принципы.

Мы хотим сегодня победить только с помощью осуж­дения того, что нам не нравится. Но результаты будут прямо противоположны желаемым.

Таким образом, можно говорить о том, что сек­суальная культура в России находится на низком уровне.

Да. Самое скверное – то, что элементарную необра­зованность выдают за национальное своеобразие...

Сегодня часто говорят о том, как много порногра­фии и насилия появилось в средствах массовых коммуникаций - в том числе на телевидении - в свя­зи с либерализацией нравов. Вы можете как-то ин­терпретировать эти высказывания.

Телевизионная культура не для меня. Наше телеви­дение очень малокультурное, на нем мало интересно­го, но то же самое можно сказать и о западном телеви­дении.

Важно не что показывать, а как показывать. Жесто­кость можно показать так, что у зрителя формируется повышение чувствительности к этой жестокости, неприятие ее. А можно показать так, что притупляется эта чув­ствительность. Весь вопрос в таланте автора.

Но можно ли здесь действовать с помощью дирек­тив?

Нет, нельзя. То, что во всем виновато телевидение – это популярная тема для разговоров всех консерва­тивных людей. На советском телевидении не было ни секса, ни насилия, а в жизни они были. Представление о том, что люди все примеры берут из телевидения -ложно пс определению.

На телевидении очень много дешевки – в том числе и в сфере эротики. Хорошую эротику вообще очень труд­но создать.

Существует три различных уровня: уровень любовных переживаний и отношений (выражаемых только языком искусства или религии, только с помощью образа – их нельзя выразить естественнонаучными понятиями), уровень сексуальноэротических переживаний и отноше­ний (очень широкий уровень) и уровень мочеполовых отношений (в принципе, тоже не противопоказанный искусству). Это разные и взаимосвязанные явления; одно без другого не происходит, но связь эта очень сложная и опосредованная. Было время, когда можно было говорить только о любовных, платонических, ду­ховных отношениях, а все остальное как бы не существо­вало. Потом возобладала другая тенденция – и стали все сводить к уровню мочеполовому.

Не могли бы вы немного рассказать о вашей пос­ледней книге – «Сексуальная культура в России»?

Это мой третий подход к теме. Первая книга была написана мной в Америке, во время пребывания в Рус­ском центре Гарвардского университета, и называлась «Сексуальная революция в России». Меня интересовало то, как советская власть пыталась ликвидировать сек­суальность и что из этого вышло. Меня прежде всего интересовала современность (американский читатель не очень готов воспринимать то, что касается истории, – и я должен был постоянно объяснять моей редактор­ше, что Белинский – не поэт).

Вторая книга вышла в 1997 году на русском и называ­лась уже «Сексуальная культура в России». Я сохранил структуру, но изменил содержание. Здесь уже было го­раздо больше истории с древнейших времен.

В последние годы советской власти режим в ГДР был значительно жестче нашего. Но сексофобии там не было – потому что это абсолютно несовместимо с немецкой культурой. Там было и отличное сексуальное образова­ние молодежи, и издавались книги, и не было запре­тов, подобных нашим. Очевидно, что для понимания национальной специфики нужно исследовать истори­ческие корни явления.

Мне всегда парадоксальной казалась несовмес­тимость социализма с каким бы то ни было вне­шним выражением сексуальности. Так было лучше для построения коммунизма? Возможно, причина в каких-то особенностях сознания В.И. Ленина, Н.К. Крупской... Или в основе всего – традиции вос­точного христианства? Как вы объясняете этот фе­номен?

Все это очень многопланово. В американской книге у меня больше всего работала теория Оруэлла. Тоталитарный строй требует тоталь­ного контроля – и поэтому должны контролироваться эмоции и сексуальность. Ликвидация сексуальной сво­боды есть ликвидация личности и одновременно – превращение любви в ненависть. Заблокированным оказы­вается важный канал, и вместо прежних инстинктов по­является ненависть, поклонение вождю и так далее. Сек­суальные импульсы получают другое направление. Но для того, чтобы разобраться, почему тоталитаризм именно здесь приобрел такие черты – для этого нужно рассматривать всю историю культуры, включая историю религии, историю цивилизационного процесса.

Здесь, пожалуй, стоит адресовать наших читате­лей к последнему изданию вашей книги.

Третье издание - это совершенно новая книга. В последнее время появилось много новых исследований. В советской истории многое можно теперь «пощупать». Появились исследования и по постсоветской жизни. Главное же, у меня изменилась точка отсчета. Раньше я объяснял феномен советской сексофобии. В начале 1990-х стало ясно, откуда мы идем, но не очень понятно – куда. Теперь понятно, куда мы идем – мы идем обрат­но. Стали восстанавливаться традиционные политичес­кие и идеологические институты, возник лозунг «вер­нуться к прошлому». Я отвечаю на вопрос, а что такое это прошлое? Не является ли оно воображаемым, и чем отличается от реального? Нужно ли его восстанавливать, и какими издержками мы заплатим за этот очередной зигзаг.

Сначала я хотел назвать свою книгу «Клубничка на березке», – но мне сказали, что во всех каталогах ее бу­дут помещать в раздел «Ботаника». Пришлось убрать это в подзаголовок.

Наступает Новый, 2006 год. Чего вы ждете от бу­дущего?

Не касаясь подробностей, боюсь, что наша страна все более будет походить на Советский Союз, к которо­му мы все привыкли в прошлой жизни.

Официальная идеология в России – идеология вос­становления Империи. Думаю, что это, во-первых, не­возможно. В XXI веке только на одной военной мощи и богатых сырьевых ресурсах империю создать нельзя; в то время как экология и демография – хуже некуда. Во-вторых, я не думаю, что империю надо создавать. Рос­сия всегда была империей – жизнь всегда была хуже, чем на Западе; и народ либо бежал, либо завидовал.

Сегодняшняя молодежь имеет более адекватные представления об окружающем мире. Молодые люди хотят хорошо жить, свободно ездить и заниматься тем, что им нравится. Потребности в том, чтобы нашей стра­ны боялись все соседи, у них нет. «Слава, купленная кро­вью», – их не прельщает.

По данным опроса Левада-центра (ноябрь 2005 года), 36% респондентов хотели бы видеть Россию в первую очередь «великой державой», которую «уважа­ют и побаиваются другие страны», но 62% предпочли бы видеть ее «страной с высоким уровнем жизни, пусть и не одной из самых сильных стран в мире». Вот на это и надо равняться.

Значит, вы все-таки оптимистично смотрите в бу­дущее?

К сожалению, молодежь не голосует, и тем самым передоверяет свою судьбу в руки пенсионеров, взоры которых устремлены в «славное прошлое».

 В ваших словах уже содержится положительная программа: либерально настроенной молодежи необходимо только воспитать в себе гражданскую со­знательность – придти на выборы и проголосовать.

Это нужно сделать обязательно. Но тем периодом, когда это можно было сделать эффективно, молодежь не воспользовалась. Когда есть практически одна единственная партия, энтузиазма голосовать не прибывает.

Мы возвращаемся к периоду хоть и не полного, но значительного единомыслия, -это не стимулирует са­мостоятельности. Сегодня очень сильно ограничен до­ступ к средствам самой массовой информации – по­чти все электронные СМИ принадлежат государству. Возможность финансирования оппозиции из частных источников – более чем ограничена... Политика ста­новится неинтересной, победитель заранее известен. Поэтому в моих размышлениях о ближайшем и сред­несрочном будущем нет ни тени оптимизма.

Я занимаюсь не политикой, а наукой. Наука чаще го­ворит нам, чего нельзя делать, чем то, что нужно делать. Даже законы природы можно сформулировать в виде запретов - чего человек делать не должен. А вот что он должен делать – на это есть варианты. Часто это выбор между разными неприятностями: нужно решить, чем ты готов пожертвовать.

Главное правило, на мой взгляд, – социологический реализм: поступать не так, как хочется, и не так, как де­лали предки, которые, скорее всего, в подобной ситуа­ции не оказывались (да и мнение, будто предки во всем и всегда были правы, ничем не доказано); а максималь­но разумно.

Чего лично вы ждете от Нового года?

В следующем году я собираюсь закончить новую книгу – «Мальчик - отец мужчины» – об особенностях развития и социализации мальчиков; должен выйти новый сборник избранных сочинений. А дальше – бу­дет видно!

Есть план поехать во Францию и сделать небольшой очерк о французском сексуальном образовании в кон­тексте французской сексуальной культуры. Жаль толь­ко, что у нас этот опыт вряд ли используют.

У нас всегда все сравнивают с Америкой – а этого как раз делать не следует. США – отсталая страна в вопро­сах сексуального образования. Продуктивней заимство­вать что-то у Европы, где вся социальная статистика го­раздо лучше.

Не могли бы вы сформулировать ваш идеал сексу­ального образования –  применительно для России?

Никакие иностранные программы не могут быть использованы в другой стране, с другой культурой. По­этому нужна работа, нужны эксперименты.

Любая программа сексуального образования включает в себя три компонента. Первый – это ана­томия и физиология (он может быть заимствован один к одному). Второй – это информация о кон­трацепции и заболеваниях, передаваемых половым путем (он тоже может быть скопирован – с незна­чительными поправками). Третий – и самый слож­ный – это психология. Его нельзя импортировать. А без психологии все остальное не будет успешно. Для того чтобы решить, как объяснять мальчикам и девочкам проблемы их взаимоотношений - какой ис­пользовать при этом язык; что делать совместно, а что отдельно – для этого нужно знать культуру со­временных подростков. Это требует большой ком­петентности.

Несомненно, что для такой разнообразной страны, как наша, не может быть одной обязательной программы. Про­граммы должны бать альтернативными - разной степени откровенности, - чтобы школы и регионы могли выбирать.
В советское время в школах был введен предмет «Этика и психология семейной жизни», который преподавали учителя русского языка и литературы - и это был абсолютно провальный проект.

В советской школе долго ничего не было. В начале 1980-х ввели курс подготовки к семейной жизни из двух частей: уроки биологии были дополнены темами по ги­гиене половой жизни, а также был введен предмет «Эти­ка и психология...».

Все это не было методически подготовлено. Все дол­жно было начаться с обучения учителей. А обучить учи­теля – это долгое дело. Учителя менее обучаемы, чем школьники.

Обучение было формальным – и в годы перестрой­ки этот курс отменили. Дело очень трудное; и никто не стал им заниматься. Хотя были и очень удачные по­пытки. Еще в советское время Льва Щеглова попроси­ли прочитать лекцию для учеников одной физико-ма­тематической школы. Но он отказался читать эту лек­цию – и поступил очень правильно. Вместо этого он прочитал три лекции: для учителей, для родителей и для школьников. Учителя сидели с каменными лица­ми, боясь обнаружить собственное незнание. С роди­телями беседа получилась очень живой и продуктив­ной. Таким образом, почва для разговора с учениками была подготовлена.

Что, по вашему мнению, необходимо для повы­шения общего уровня сексуальной культуры в на­шей стране?

Во-первых, необходимо ввести курс сексологии во всех вузах - потому что проблемы есть и у студентов. Курс может быть факультативным – студенты все равно будут посещать его (пример этого я видел в Америке). Что ка­сается врачей, педагогов, психологов – для них этот курс должен быть обязательным. Ведь наши врачи сегодня в этой области так же невежественны, как и 50 лет назад.

Во-вторых, необходимо вернуться к экспериментам в области сексуального образования в школах. Необхо­димо вернуться к проекту ЮНЕСКО 1996 года, который был прерван в самом начале. Нужны репрезентативные исследования о сексуальном поведении и ценностях российской молодежи.

В-третьих, нужны специальные программы для под­ростков по телевидению. Не эротические ток-шоу и раз­говоры о том, что безопасного секса не бывает – если бы ВИЧ-инфекция обладала деньгами, то именно она должна была бы платить за такие программы. Нужны именно образовательные передачи..

В четвертых, необходим специальный сайт для под­ростков в Интернете –  государственный, доступный. Великолепный пример такого сайта я видел в Герма­нии. У подростков возникают зачастую стандартные вопросы – и благодаря сайту они могут получить от­веты на них.

Все это первоочередные вещи, необходимые для спа­сения государства. Нежелательные беременности от­нюдь не улучшают демографическую ситуацию. Издер­жки от ВИЧ-инфекции – слишком велики.

Чего вы хотите пожелать в преддверии Нового года студентам и преподавателям СПбГУ?

Главное пожелание – учиться с увлечением, все­гда видеть альтернативы и смотреть не назад, а вперед! Человека, чей компьютер различает 256 оттен­ков серого, сложнее убедить в том, что мир черно-белый, а голубое и розовое – вообще от лукавого. Это –  мой источник оптимизма, вне зависимости от перемены политической ситуации. Мир многоцветен. Когда его хотят сделать черно-белым, «нашим» и «не нашим» – это опасно.

Пессимизм – философия политически некорректная, и неправильная по сути. Как бы ни было трудно, исто­рия не кончается, жизнь не кончается. Если кончается одна – продолжается другая.

Естественно, что старшему поколению свойственны гипертрофированные страхи – за ними стоит печальный опыт и предвидение того, что он может повториться. У молодежи нет опыта – и меньше страхов. При том, что молодые люди часто легкомысленны, – в каком-то глубинном смысле они правы.

Из двух священных русских вопросов один вообще никогда не следует за давать. На вопрос «кто виноват?» – никогда не найти ответа, и если задать его, то к следую­щему вопросу никогда не перейдешь. Начинать надо сра­зу с вопроса «что делать?». Молодой человек задает воп­рос «что делать?» – и находит варианты ответов: не один, так другой. Возможно, вариант не всегда лучший – но он ищет! Тот, кто задает вопрос «кто виноват?» – смотрит не вперед, а назад. А взгляд назад заведомо неадекватен.

Беседовал Вадим ХОХРЯКОВ