ПРИГОВОР ПРИВЕСТИ В ИСПОЛНЕНИЕ...
Памяти Николая Михайловича Гиренко 1940-2004

Валентина Узунова

От редакторов сайта. Николай Михайлович Гиренко, старший научный сотрудник Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера), был убит в своей квартире в Петербурге 19 июня 2004 года. В дверь позвонили, и когда Гиренко подошел и спросил кто пришел, выстрелили из обреза через дверь.

....боль не утихает...

Только что открыла газету «Ваш тайный советник» (№ 21.05.06.06), где на странице 8 воспроизведена следственная фотография моего друга с печатью на лбу «ЛИКВИДИРОВАН», которую оттиснули его убийцы с комментарием «убийство Николая Гиренко – блестящий пример политико-репрессивного террора».

Прошло два года после его убийства этими подонками, которых теперь арестовали, а боль не только не утихает… Мне разговаривать на многие темы просто ни с кем не хочется, кроме него. Николай был первым человеком, с которым на новом месте работы в Музее антропологии и этнографии РАН я «зацепилась языком», просидели четыре часа в кабинете, обсуждая Льва Гумилева. Кстати, в этот кабинет № 50 на третьем этаже Кунсткамеры Петра Великого Николай Михайлович дорогу хорошо знал, меня расположили за столом Гали Старовойтовой, к которой он до ее отъезда в Москву регулярно заходил чаевничать. Это был март 1988 года, а уже в июне мы вместе «вышли в поле», как принято говорить и у социологов, и у этнографов, - в Румянцевский сквер на митинги Национально-патриотического фронта «Память». В том же году осенью мы сделали свою первую научную судебную экспертизу по ст.282 (б.74) - «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства». Таким было начало нового, экспертного направления в нашей научной деятельности.

Приговор №1

Перед судом, куда я была вызвана как научный эксперт, я стояла четыре часа. Человек в клетке нанял двух адвокатов, и они добросовестно отрабатывали свои деньги. Сам подсудимый был одет в прекрасный костюм, хорошо подстрижен и сильно возбужден. Я ожидала увидеть малолетку, гопника, но никак не взрослого мужчину в очках в золоченой оправе, отца двоих детей, которого переместили в тюрьму из квартиры в центре города. «Я русский националист!» – выкрикивал он из клетки. «Это означает, что только для русского человека я очень многое сделаю, а для других нет, никогда!». К этому моменту времени я уже очень устала, состояние полной выпотрошенности исказило какую-то давнюю память об уроках литературы, я как будто бы слышала текст о «маленьком человеке», о «лишенных крова и пищи», о «толстом и тонком», об «эксплуататорах и эксплуатируемых». Этот нынешний заступник «униженных и оскорбленных», ораторствовал бездарно, мысли у него были короткие и злые. В устном изложении его «праведный гнев» отличался от письменного текста не только эмоциональностью, но и содержательно. На словах перед судом он рвался «помогать», письменно – «убивать». Ниже я привожу подлинный текст, который все сотрудники «Кунсткамеры» прочитали, вернувшись с кладбища в день похорон Николая Михайловича Гиренко.

 

ТРИБУНАЛ РУССКОЙ РЕСПУБЛИКИ

ПРИГОВОР N1 от 12 июня 2004 г.

Гиренко Н.М, 1940 года рождения, место рождения г. Ленинград. В1967 году окончил Восточный факультет Ленинградского государственного университета по специальности "африканистика" и три года работал переводчиком в людоедских племенах Африки при группе советских специалистов. В 1970 году он перешел в Ленинградскую часть Института этнографии АН СССР (ныне НИИ "Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого" Российской Академии Наук). С конца 80-х заведовал отделом этнографии Африки. В 1990-1992 годы занимал должность заместителя директора Института этнологии и антропологии им. Миклухо-Маклая РАН. В 1990 году от партии "Демократическая Россия" Гиренко Н.М. был избран депутатом Санкт-Петербургского Городского Совета народных депутатов.

Ныне обвиняемый, старший научный сотрудник Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого РАН (Кунсткамеры), ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии имени Миклухо-Маклая РАН Николай Михайлович Гиренко повинен в следующих преступлениях: являясь специалистом по этнологии, Гиренко занимает пост председателя Комиссии по правам национальных и сексуальных меньшинств Петербургского союза ученых, и в этом статусе провел около двух десятков экспертиз по заданиям карательных органов незаконного режима РФ в городе Москва и Санкт-Петербурге.

В результате этих "экспертиз" несколько десятков русских патриотов было брошено за решетку по надуманным обвинениям, а фактически за свою борьбу против политической дискриминации русского народа и недопущения его геноцида со стороны инородцев, захвативших власть в России.

Мы помним громкий и скандальный процесс, который уже несколько лет идет в Великом Новгороде против редактора газеты "Русское вече" Павла Иванова, обвиняемого инородцами в возбуждении национальной вражды с помощью своих публикаций. Суд этот давно уже стал политической акцией. Обвинительную экспертизу по публикациям газеты "Русское вече" проводил не кто иной, как обвиняемый Николай Гиренко.

Среди последних "дел" Николая Гиренко можно назвать идущий сейчас в Ленинском федеральном суде г.Санкт-Петербурга процесс по делу "об экстремистской группировке "Шульц-88"". Четверо несовершеннолетних молодых людей брошены за решетку и обвиняются в возбуждении национальной, расовой или религиозной вражды по печально знаменитой ст. 282 УК РФ, принятой специально для политического и уголовного преследования русских патриотов. В их числе находится и 18-летний Вострокнутов Алексей Владимирович - Представитель Верховного правителя Русской республики в Санкт-Петебургской губернии.

1993 год - обвинительная "экспертиза" интервью председателя «Русской партии»

Николая Бондарика в газете «Русская речь». Бондарик был оправдан в деле по разжиганию национальной розни, но осужден за убийство сотрудника оккупационных спецслужб инородческого режима РФ.
1993 год - обвинительная "экспертиза" публикации «Раздавить черную гадину!» в газете «Наше время» Национально-республиканской партии России (НРПР). Редакции вынесено предупреждение.

1994 год - обвинительная "экспертиза" статьи Виктора Безверхого «История религии» в русском журнале «Волхв». Безверхий осужден и амнистирован в связи с 50-й годовщиной Победы над Германией.

1995-1996 годы - обвинительная "экспертиза" по уголовному делу в отношении лидера НРПР Юрия Беляева, который привлекался за разжигание национальной розни и организацию массовых беспорядков. Беляев получил год лишения свободы условно.

1997 год - обвинительная "экспертиза" публикаций в русской газете «Наше Отечество» материалов отставного полковника Евгения Щекатихина. Уголовное дело прекращено в связи с амнистией в честь 50-летия Победы.

1998 год - обвинительная "экспертиза" еще одной публикации в той же газете. Прокуратура вынесла редактору Е. Щекатихину предупреждение.

2002 год - обвинительная "экспертиза" публикации в газете «Мы - русские», содержащей призывы, направленные на борьбу против нацменского антирусского режима РФ. Газете вынесено предупреждение.

Осенью 2002 года принимал участие и в деле об убийстве азербайджанца Мамеда Мамедова. Тогда на скамье подсудимых оказались трое русских людей из движения "бритоголовых". Однако в итоге прокуратура не смогла обвинить задержанных в убийстве, и суд оккупационного режима инородцев признал лидера группы Лыкина "виновным" лишь в возбуждении национальной вражды на основании обвинительной "экспертизы" обвиняемого Гиренко Н.М., освободив его от отбывания наказания в связи с истечением сроков давности".

2002-2004 годы - обвинительная "экспертиза" публикаций в новгородской газете «Русское вече». 20 февраля редактор П. Иванов незаконно обвинен по статье 282 ч. 1 УК РФ (разжигание национальной розни). Наказание - запрет заниматься издательской деятельностью в течение трех лет.

Кроме того, обвиняемый Гиренко Н.М. автор специальных научных работ по организации геноцида русского народа: среди которых наиболее известна книга "Социология племени". Существует даже такой термин - "концепция Гиренко".

Совместно с завкафедрой прокурорско-следственной деятельности Санкт-Петербургского юридического института Генпрокуратуры Ольгой Коршуновой он подготовил брошюру для следователей нацменского режима РФ "Методики расследования уголовных преступлений на почве межнациональной вражды и ненависти".

Все аргументы обвинения подтверждаются явным и прилюдным характером преступлений Гиренко Н.М., а также материалами уголовных дел нацменского оккупационного суда РФ.

Защита не представила убедительных доводов в отношении обвиняемого и по совокупности вышеизложенного считаю Гиренко Н.М. убежденным и неисправимым врагом русского народа и приговариваю его к высшей мере наказания - расстрелу.

Приговор привести в исполнение после утверждения его Верховным правителем Русской республики.

Подпись я не воспроизвожу, так как она ложная.

Утром 19 июня 2004 г . выстрелом из обреза винтовки сквозь дверь своей квартиры пулей со смещенным центром тяжести был убит Николай Михайлович Гиренко. Следствие продолжалось два года, теперь уже известно, что убийцами являются молодчики, причисляющие себя к движению «Белая власть» - расисты, язычники, стрейт-эйджеры.

За что убивают экспертов?

В те немногие страшные часы между убийством Николая Михайловича Гиренко и гражданской панихидой в родной ему Академии, мне столько раз задали этот вопрос, что постепенно до меня дошло, что люди действительно не понимают, что ученых убивают за высокий уровень профессиональной компетентности. После этого утверждения немедленно возникал следующий вопрос, который звучал, как искреннее недоумение по поводу добровольного согласия научного эксперта рисковать своей жизнью. Все журналисты знали, что угрозы в адрес Николая Михайловича Гиренко раздавались регулярно. Неловко даже припоминать, и недопустимо пересказывать, в какую словесную форму облекают свое бешенство анонимы, трезвонящие по телефону в любое время суток. Понятно только, что демонстрирует себя ущербная личность, жизнь которой проходит в переживаниях страха, гнева, презрения, специфического воодушевления, для которой характерна почти мгновенная смена эмоциональных состояний. По поводу очередного звонка Николай Михайлович однажды со смехом рассказал мне, что «наши клиенты» позвонили ему в такой неудачный для них момент, когда дома рядом с ним не оказалось ни жены, ни внучек. Вот тогда и довелось жалким недоумкам сообразить, что учеными не с колыбели становятся, что послевоенное детство Коли прошло в городских дворах, а ранняя юность в казармах. Об этом периоде времени легко, по дружески тепло вспоминал Севир Чернецов (1943-2005 гг.)*, его друг и долголетний сотоварищ по работе в Отделе этнографии народов Африки Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН.

«Его детство было обычным для ленинградского мальчишки послевоенного времени: он рос патриотом родной улицы Подковырова, Большого проспекта и всей Петроградской стороны, где он был свой и вокруг тоже были свои. Мальчишкой он рос в атмосфере сплоченности, столь необходимой в послевоенное время, когда, несмотря на все военные потери, никто не оставался один, но в тесноте сильно разрушенного города «всюду были товарищи, всюду были друзья», слукавить и осрамиться перед которыми было немыслимо. Друзья были уличные, потому что дома, в коммуналках, было не повернуться, а на многочисленных тогда развалинах домов мальчишкам был простор. Эта уличная жизнь закончилась, как у всех, окончанием школы и армией, которая никому тогда страшной не казалась. Там начиналась другая жизнь, временная, как и сама срочная служба, после которой жизнь нужно было выбирать уже самому. Николай выбрал Восточный факультет Ленинградского университета, отделение языка суахили на кафедре африканистики.» [«Антропологический форум» 1, 2004, с.375-376]

После убийства Н.М. Гиренко будет написан «Реквием по «Ленинградской школе африканистики», в котором прозвучат страшные слова африканиста Арсеньева В.Р.: «Н.М. Гиренко был последним, кто олицетворял эту «школу». Он был ее последним идейным лидером» («Манифестация» 6, 2005,с.17)

Петербургский патриотизм

Свою родную Петроградскую сторону он любил истово. Мне даже кажется, что эта особая интимная привязанность к городу давала ему какую-то смыслообразующую составляющую. Во всяком случае, когда мы между собой обсуждали, перспективы продолжения или отказа от экспертной деятельности, то в качестве подбадривания друг друга мы не о гражданской позиции говорили, а именно о любви к своему городу. Вот это и будет в моем изложении первой и очень важной причиной, по которой мы не отказывались от работы экспертов. Да, были и более серьезные угрозы, чем сквернословие, периодически случались и неприятные разговоры с начальством, которое справедливо заботилось о выполнении планов нашей академической деятельности, были и периоды трудностей с опубликованием тех текстов, которые мы считали неотложными для оглашения. Но все это такие пустяки по сравнению со случившимся.

Поначалу мы представляли свою деятельность только как публичную и публицистическую. На этом этапе у нас возникли первые вопросы к Закону. Ответ нас обескуражил – статья 74 прежнего УК РФ о запрете на возбуждение и разжигание межнациональной, межконфессиональной и межэтнической вражды и розни наличествует, но не востребована!? С этого момента наша цель стала более вразумительна – Закон должен работать, мы его заставим работать. Постепенно стало понятно, как высоко мы подняли планку. Ни Николаю Михайловичу Гиренко, ни другим экспертам, ни даже член-корреспонденту АН СССР Кириллу Васильевичу Чистову, человеку очень опытному и мудрому, не приходило в голову, что мы вступаем в чужое для нас пространство неизведанного оперирования словами и понятиями, и судьбами людей. Постепенно накапливая опыт взаимодействия с правоохранительными и правоприменительными службами прокуратуры, следствия, адвокатуры, мы стали все более рассудительно добиваться профессионального перевеса в пользу своих, официально обозначаемых как нетрадиционные, экспертиз. Любой, кто работает в области науки, понимает какой громадный комплекс последствий влечет за собой попытка внедрения языка новой аналитики в пласты монолитных и устоявшихся представлений иной области теоретического знания и, тем более, его практического употребления. Именно потому, что Николай Михайлович Гиренко был крупным методологом науки, так увлекла его эта задача. Почти через 15 лет, ведя отсчет от первых преимущественно позиционных опытов полемики в судах, мы только подошли к планам разработки теоретических и методических оснований написания экспертных заключений. Надеюсь, что я сумела объяснить вторую причину сугубо интеллектуального свойства, по которой мы считали свой труд экспертов интересным, даже надеялись на его перспективность.

Следует объяснить некоторые организационные моменты, связанные с техническими условиями исполнения экспертной работы. На это надо указать хотя бы уже потому, чтобы экспертную деятельность даже отдаленным образом не отождествляли со шпионской. Действительно, мы более многих информированы, но только на том основании, что к нам на стол ложатся груды текстовых материалов: книги, газеты, журналы, листовки, аудиозаписи, имеющие следственный интерес. Любой предложенный объем материалов сопровождается документом, который называется «Постановление о назначении судебной экспертизы»: социально-психологической, этнолингвистической и др. Словосочетания в данном случае указывают на одновременную работу гуманитариев разного профиля, то есть на комиссионную работу, как правило, трех экспертов. Но даже такую комиссию созвать практически довольно трудно. Во-первых, наша работа неоплачиваемая. Чтобы никто не пробовал уличить меня в лукавстве, вынуждена объясниться по этому конкретному поводу. По формальному положению так быть не должно, то есть по окончании работы нам следовало бы заполнить некий бухгалтерский бланк с указанием стоимости 1 часа должностного оклада, умноженного на количество часов, затраченных на проведенную работу. Если представить, что наши последние экспертизы по объему зашкаливали за 5 а.л., то любой профессионал понимает, как много времени уходило на процесс написания. С самого начала повелось, что нас просто просили войти в нищенское положение наших следственных органов. И мы абсолютно добровольно соглашались, потому что на том уровне взаимодействия, с которым мы конкретно пересекаемся, оно действительно нищенское. Но с определенного момента времени, а именно, когда кто-то из депутатов ЗАГСа попробовал упрекнуть нас в том, что мы являемся чьими-то там «наймитами», мы с Николаем Михайловичем дружно решили, что денег мы брать никогда не будем. И это уже стало принципиальной позицией, но только экспертов МАЭ РАН (про других я просто ничего не знаю), которая подтверждена Гиренко уже в одном из его последних текстов при обсуждении вопроса о создании Экспертных советов. Цитирую. «Гиренко Н. Если будут оплачивать совет, он вряд ли будет независимым. Весьма зависимым.» (Результаты группового обсуждения идеи создания Экспертного совета. В сб. Противодействие экстремизму: внесение изменений в нормативную базу и правоприменительную практику / Под ред. А.Ю. Сунгурова и Г.Л. Бардиер. – СПб.: Норма, 2004. С. 125).

Во-вторых, написание экспертиз не входит в наши функциональные обязанности научных сотрудников. В свое время только под давлением единственного члена-корреспондента АН в МАЭ Кирилла Васильевича Чистова, который считал и считает, написание экспертиз делом нашей профессиональной чести и не один раз сам принимал участие в их написании, наша деятельность была относительно легализована. В итоге получается, что далеко не каждый профессионал с легкостью согласиться взгромоздить на себя такой дополнительный объем работы.

В-третьих. «Постановление», о котором идет речь, завершается разъяснением эксперту его прав и обязанностей, предусмотренных ст.57 УПК РФ и предупреждением об уголовной ответственности по ст.307 УК РФ за дачу заведомо ложного заключения. Мы с Николаем Михайловичем легко относились к предупреждению о своей уголовной ответственности, так как просто имеем хорошую профессиональную школу СПб ГУ, которая стоит на том, чтобы нести ответственность за свое слово, но нельзя этого с той же легкостью предлагать и другим. Здесь есть еще один немаловажный нюанс. Фактически, на какое-то значительное время ты оказываешься отсеченным от возможностей публиковаться, даже если считаешь себя обладателем такой информации, которая должна быть предана немедленному публичному обсуждению. По окончании судебного процесса публиковать собственно тексты экспертных заключений возможно, но это не только уже не актуально, но и слишком специфично по форме. Однако полагаю, что и просто уходить в архивы судов тексты не должны, так как накопление социального опыта в этой области самоценно.

Чтобы не уходить в экспертное подполье, мы с Гиренко Н.М. стали постоянно работать с правозащитными организациями нашего города. Это было для нас одновременно и выходом на аудиторию заинтересованных лиц, и являлось нашей общественной обязанностью, так как мы оба являлись членами Группы по правам национальных меньшинств Санкт-петербургского Союза ученых с момента его основания. Всего объема работы в этом направлении мне не припомнить, да и нет особой нужды в конкретизации. Более важно, отдать отчет в том, что нам самим давала эта деятельность, а не наоборот. Самые приятные воспоминания связаны с поездками в провинцию, где мы неделями работали в составе дружной бригады профессионалов, проводя обучающие семинары для учителей, библиотекарей и директоров школ, местной администрации городов и работников правоохранительных органов. Передо мной сейчас фотография Николая Михайловича в Невеле. Боже, какой же он веселый на ней! Всегда эти выезды были очень хорошо организованы и подпитывали нас хорошим настроением. Кроме того, любой «полевик» знает, что поле надо брать на ощупь, пропускать все впечатления через себя, подышать одним воздухом с теми людьми, которые живут такой отличительной от нашей, своей всегда особенной жизнью. Пожалуй, именно там в провинции мы и проверяли нужность всего того, чем заняты. Проверяли и меру доступности своей тематики и своего профессионального языка. Как лектор Николай Михайлович работал мягко, с улыбкой, даже как-то вкрадчиво, а ведь объяснял нешуточные категории, из его аудитории доносились то «этнос», то «народ», то «племя», то «нация». Приводил примеры из опыта своей работы в Африки. Помню, как смеялись молодые учительницы, когда он жалостливым тоном повествовал им о том, как он будет страдать, если его младшая дочь однажды соберет чемоданы, да, вдруг, и отправится с внуками на свою «историческую родину». Его Соня родилась в Занзибаре, и, видимо, только потому, чтобы ее папа мог разъяснить еще одно понятие «исторической родины». А вот между собой в одной из этих поездок мы едва не поссорились. Нарвалась я на сплоченную группу завучей школ, которым не понравилась еще до того, как успела рот открыть. Николай Михайлович присутствовал на моем занятии, когда воспользовавшись приходом московских телевизионщиков и моим минутным замешательством, у меня в аудитории разразился бунт. Кажется, в этот момент я развивала тему о проблемах в молодежной среде. И вот одна из грозных дам тяжело выбирается из-за парты и бросает мне в лицо обвинение, мол, мы тут у себя в школах воспитываем Татьян Лариных, а возвращаете вы их нам из своих столичных ВУЗов проститутками. После того как я успела вслух удивиться, а зачем же нам поставлять Татьян Лариных, раздался какой-то вой. Сознаюсь, это было мгновение, когда я подумала, что меня линчуют, но обошлось. Больше всего меня тогда возмутило, что Николай стоял и абсолютно безучастно взирал на всю эту сцену. Уже в коридоре я надулась на него, как мышь на крупу, и пришлось ему со мной объясняться. Сказал, что прекрасно помнит по своему опыту, что если во время перевода, например, суахили - английский язык, кто-то подскажет хоть слово, то голова немедленно отключается и ты в панике падаешь в пропасть своего родного русского языка. Я со своей неуместной шуткой проделала именно это падение и только самостоятельным усилием могла обрести утраченную власть над ситуацией. Не знаю, правда ли это про переводчиков, но мне подтверждали, что, действительно, Николай Михайлович никогда не подсказывал.

Остановить Николая Михайловича Гиренко не получалось…

Приблизительно лет пять тому назад нас стали заваливать запросами на комиссионную экспертизу из провинциальных городов. Приезжали курьеры с толстенными подшивками всех газет, вдруг, стали казаться подозрительными. Но когда мы промучившись складывали на одну сторону стола все те же кипы газет, а на другую сторону равновесную ей кипу печатных листов экспертизы, никто уже к нам не торопился. Поскольку обстановку в провинции мы уже знали неплохо, и не только на основе собственных поездок, но и на основе результатов мониторинга в городах Псков, Великий Новгород, Ивангород, Кингисепп и Боровичи, то для нас было очевидно, что на провинцию давит начальство, а провинция живет своим умом, ей не впервой. Но главное было впереди. И это главное породили провинциальные судьи. Если кратко, то опять надо вернуться к формальной стороне дела и добавить следующее. В том документе «Постановлении о назначении судебной экспертизы», о котором уже шла речь, есть раздел поручения эксперту, который содержит, как правило, два-три вопроса по существу дела. Но вот мы получаем поручение, которое содержит число вопросов в десять раз больше. Понятно, что местная прокуратура, которая готовит дело к судопроизводству, за наш счет пытается сделать это максимально тщательно. И нам предлагается ответить на вопросы о значении, едва ли каждого слова, которое присутствует в формулировке ст. 280 и ст. 282 УК РФ. Предлагаю читателям убедиться в этом самим или поверить мне на слово, пропустив при чтении список, выделенный курсивом и состоящий из 22 вопросов:

1. Что понимается, с точки зрения науки (обществоведческих дисциплин), под действиями, направленными на возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды и розни?

2. Что является действиями, с точки зрения науки, направленными на унижение национального достоинства?

3. Использованы ли в представленных печатных изданиях и надписях, обнаруженных на ул. Парковая в Великом Новгороде, специальные языковые средства для целенаправленной передачи оскорбительных характеристик, отрицательных оценок, негативных установок и понуждений к действиям против какой-либо нации расы или отдельных лиц как ее представителей?

4 Каким образом содержание статей, карикатур, графических изображений и фотоматериалов в представленных печатных изданиях и надписях на ул. Парковая в Великом Новгороде влияет на психику людей, какие вызывает ассоциации, вызывает ли чувство национальной вражды и ненависти, унижения национальной чести и достоинства?

5. Какую агитационную направленность имеют материалы в представленных печатных изданиях, а так же надписи, обнаруженные на строениях по ул. Парковая в Великом Новгороде?

6. Имеется ли в представленных печатных изданиях нацистская символика, либо символика, сходная с нацистской символикой до степени смешения, является ли символика РНЕ - “Коловрат” символикой, сходной с нацистской до степени смешения, каким образом символика РНЕ влияет на психику людей, какие вызывает ассоциации?

7. Содержится ли в материалах представленных печатных изданий публичные высказывания, направленные на возбуждение национальной, расовой и религиозной вражды?

8. Имеется ли основание утверждать, что материалы представленных печатных изданий своим содержанием возбуждают национальную, расовую и религиозную вражду?

9. Имеется ли основание утверждать, что материалы представленных печатных изданий унижали национальное достоинство представителей какой-либо национальности?

• Допускают ли материалы, печатных изданий неоднозначное восприятие и толкование с точки зрения их содержания и смысла?
• Какое значение имеет слово “жид” в русском языке, унижает ли оно национальное достоинство какой-либо нации; в каком значении в текстах печатных изданий употребляется слово жид и по отношении к кому (представителю какой национальности)?
• Каково содержание и кому адресованы материалы в представленных печатных изданиях?
• Имеются ли в представленных печатных изданиях угрозы, подстрекательства к насильственным действиям в отношении лиц определенной национальности, расы, вероисповедания?
• Содержаться ли в представленных печатных изданиях, высказывания, призывы, лозунги, направленные на подрыв доверия и уважения к каким-либо национальностям, возбуждения чувства неприязни к ним, вражды или пренебрежения, относятся ли такие высказывания ко всем представителям национальности или к отдельным группам лиц данной национальности?
• Способны ли материалы представленных печатных изданий оказать воздействие ( если способны, то какое?) на общество (социум)?
• Выражают ли использованные в вышеуказанных печатных изданиях словесные средства унизительные характеристики, отрицательные эмоциональные оценки и негативные установки в отношении какой либо этнической, расовой группы (какой именно?) или отдельных лиц как ее представителей?
• Какие национальные (этнические) общности, расовые или конфессиональные группы или их представители упоминаются в материалах, представленных на экспертизу?
• В каком контекстуальном соотношении, позиционировании эти этнические общности, расовые или конфессиональные группы или их представители подаются в текстах публикаций или иных представленных текстах?
• В чем выражается позиция упоминающихся в материалах этнических общностей, групп или их представителей друг по отношению к другу?
• Какова степень обобщения качеств лиц, являющихся представителями тех или иных групп, упоминаемых в публикациях?
• Сколь представительны в отдельном средстве массовой информации или в представленных на рассмотрение материалах тексты, относящиеся к межэтническому, межрасовому взаимодействию?
• Каким путем предлагается в материалах регулировка этого межгруппового или межиндивидуального взаимодействия на национальной или расовой основе?

Коллеги! Кому-нибудь захотелось быть экспертом и просиживать ночи напролет, отвечая на подобные вопросы, как это делал Николай Михайлович Гиренко? Вот почему последние годы он так уставал и окончательно поседел, бедный наш друг Коля.

Когда дело с нашей помощью наконец-то добредет до суда (если не опоздает, а такое тоже может случиться, срок ограничен двумя годами), то у судьи могут возникнуть некоторые неожиданные пожелания к экспертам. Например, судья лично хочет удостовериться, что эксперты люди компетентные, и она ждет от вас на следующее утро три списка литературы: ваши работы по данному вопросу, общий список научной литературы по данному вопросу и список книжной продукции (не желаю называть это словом литература – В.У.), на которую опираются в своих размышлениях о жизни и себе подсудимые. Николай Михайлович даже растерялся - ночи не хватит. Ничего, к утру все списки были готовы, прямо как в сказке.

А потом эксперт будет вызваны в суд. В зале суда полным-полно соратников подсудимых по борьбе. Эксперта представят присутствующим по всем правилам судопроизводства, огласив его паспортные данные с указанием адреса. В зале взрослые люди кроят рожи, шипят, рисуют на больших листах виселицы и костры, истерично взвизгивают. И обязательно душно. Общественный защитник подсудимого, в орденах и медалях, непременно спросит вас, любители ли вы Родину как он и поинтересуется происхождением вашей фамилии. Судья попросит быть предельно кратким. Видимо, суду и без вас все понятно. Нам тоже понятно, что мы присутствуем «для обозначения Дании». Процесс будет проигран в этой инстанции или в следующей. Специальные знания по истории, социальной психологии, этнологии, филологии запрашиваются только по статьям, которые порождены состоянием общественного мнения. И суд, правый и беспристрастный, склониться в сторону того большинства, которое не умеет себя высказать так грамотно и убедительно, как тому обучена кучка вполне бесполезных интеллектуалов.

Если ты через все это прошел, то тебя нужно остановить. А остановить Николая Михайловича Гиренко не получалось…