Дмитрий Шалин

Предварительные итоги МБИ-форума “Биографика и Биокритика”

Наш разговор начался с попытки осмыслить природу интеллектуального сообщества, сложившегося вокруг проекта “Международная биографическая инициатива” (МБИ).  Борис Докторов увидел в нем пример “незримого колледжа” – группы ученых, объединенных общими интересами, связанных интенсивной, главным образом заочной коммуникацией, и работающих в организационных формах, характерных для эпохи интернета. 

Этот разговор вскоре перекинулся на методологические и этические проблемы исследования истории российской социологии “в лицах” – типологии биографических интервью, природы бионарратива, достоверности биоинформации, ответственности интервьюера перед респондентом и общих принципов мемуарной этики.  

Электронная версия первой части МБИ Форума “БИОГРАФИКА, СОЦИОЛОГИЯ И ИСТОРИЯ” была опубликована на нашем сайте под названием “О “незримом колледже” и биографических интервью”.  Ее редактор, Борис Докторов, подвел итоги первой части дискуссии и передал эстафету Дмитрию Шалину, чья статья “В поисках нарративной идентичности... ” и комментарий “О терминологических излишествах, достоверности биоинтервью и мемуарной этике” послужили толчком Форуму 2, озаглавленному “Биографика и биокритика”.  Дискуссия на эту тему быстро набрала обороты, и поскольку общий объем корреспонденции уже перевалил за сто страниц, организаторы Форума решили разделить ее на две части, первая из которых вывешена на сайте МБИ:

http://cdclv.unlv.edu/archives/Comments/ibi_forum_2.1.html
http://cdclv.unlv.edu/archives/Comments/ibi_forum_2.1.pdf

Я предлагаю далее называть форум, посвященный незримому колледжу и типам интервью – МБИ Форум 1, первую часть дискуссии о биографии и биокритике – МБИ Форум 2.1, и вторую часть форума по этой проблематике – Форум 2.2.  Если дискуссии в рамках МБИ Форума “БИОГРАФИКА, СОЦИОЛОГИЯ И ИСТОРИЯ” продолжатся, их можно будет обозначить как “МБИ Форум 3”, и т.д.

Тематически, границы между основными узлами МБИ Форума очерчены нестрого.  Ключевые проблемы переходят из одной дискуссии в другую, ранее сформулированные идеи подвергаются критике, уточняется и развивается понятийный аппарат биографики и биокритики.  В то же время постоянно обозначаются новые темы и перспективные проблемы научного поиска.

Как зачинщик МБИ Форума 2, я попробую подвести промежуточные итоги дискуссии с учетом того, что корреспонденция по данному кругу проблем продолжает поступать и еще предстоит подытожить общие результаты настоящей фазы Форума.  Мой комментарий адресуется корреспондентам, представленным в первой части Форума 2. 

***

Я благодарен всем, кто откликнулся развернутым комментарием на дискуссию о достоверности интервью и мемуарной этике, – Андрею Алексееву, Ольге Маховской, Владимиру Шляпентоху, Блэру Рублу, а также тем, кто приветствовал идею Форума и со временем может стать (или уже стал) его участником – Владимиру Ядову, Борису Фирсову, Анне Готлиб, Игорю Клюканову, Ольге Шевченко, Ларисе Ременник.  Настоящую часть дискуссии замыкает статья Бориса Докторова, где он подводит итоги семилетнего исследования по истории российской социологии “в лицах”, начатой серией публикаций в журнале Телескоп. 

Андрей Алексеев в целом согласен с моей позицией о достоверности биоинтервью и правомерности биокритического подхода, но выражает тревогу по поводу не всегда обоснованной критики в адрес социологов, которых уже нет в живых.  “Но я бы наложил хотя бы 10-летний «мораторий» на обсуждение наших покойных коллег – хоть интервьюируемыми, хоть интервьюерами, хоть мемуаристами, хоть исследователями – в любом аспекте, который мог бы как-то затронуть их честь и достоинство или мог дать повод для опровержения (самозащиты), будь человек жив…  Этакой бестактностью в отношении тех, кого уже нет с нами, грешат и некоторые материалы на сайте МБИ.  Что уже вывешено -  убирать не надо, только впредь – модерировать (или, если угодно, цензурировать)” (Алексеев, А. МБИ Форум 2.1, включение 2). 

Проблема серьезная и решить ее в общем виде сложно, поскольку четких критериев изъятия сомнительных суждений нет.  Если мы начнем заниматься цензурой, то остановиться будет трудно.  Следуя логике Андрея, нужно было бы исключить критику наших коллег, прозвучавшую в ходе настоящей дискуссии.  Андрей прежде всего озабочен репутацией умерших коллег, но проблема не снимается и в случае ныне здравствующих людей.  В интервью 1990-го года, Левада несколько пренебрежительно высказался о Борисе Работе, а Раббот, ознакомившись с этим интервью, в свою очередь критиковал Леваду в своем интервью 2008 года.  Во многих интервью звучит критика в адрес Руткевича, Осипова, Сигова, Парыгина.  Стоило ли ее цензурировать, и если да, то как нужно было решать вопрос в каждом случае – консенсусом, большинством голосов, давать каждому заинтересованному лицу право вето? 

Как замечала Лариса Козлова, социолог здесь “близок к проигрышу в любом случае:  или он “обеляет” кого-то (что-то) и искажает изучаемую картину, или он не грешит перед научной достоверностью, но становится мишенью для коллег, обвиняющих его в скандальности или непорядочности” (Козлова Л. “Биографическое исследование российской социологии… ”). 

А вот, что писала по схожему поводу Патриция Босворт, автор недавно опубликованной биографии Джейн Фонды:  “The biggest disadvantage a biographer has with a live subject is that biographer cannot always be as honest as he or she wants.  Jane has given me access; I did not want to betray her; I felt very protective, so I weighed carefully what to leave in and what to take out” (J. Bosworth, “Connected, Darkly, to Jane Fonda”, New York Times, September 26, 2011).  Босворт продолжает:  “I observed many Janes.  I saw the Jane with the agenda; the girlish, self-effacing Jane when she’s with men; the armchair shrink Jane who spouts advice about sex and love and exercise as if by rote when she’s on TV; the ruthless, hard-as-nails Jane in business and self-promotion; the generous Jane with friends in need; the loving grandmother-matriarch Jane; the celebrity Jane who in May walked down the carpet at Cannes in a glittery white gown and left all the young starlets in her dust.” 

Это наблюдение имеет прямое отношение к нашей дискуссии о достоверности биоинформации и границах знания о том, ““что было на самом деле” в прошлом” (Шляпентох, В. “Можно ли бестрепетно доверять автобиографиям видных людей и даже массовым опросам?”).  Достоверностью отличается не та интерпретация, где биограф докопался до “настоящей Джейн Фонда”, а реконструкция, которая описывает реального человека во всей его или ее противоречивости.  Задача интерпретатора – по возможности вычислить вероятность того или иного типа поведения в общей структуре стохастического процесса, именуемого термином “личность”. 

Классическая теория и методология социального исследования мало уделяет внимания проблемам экологической достоверности данных.  Тут я согласен с Шляпентохом, хотя есть и чрезвычайно интересные исключения (см. Aaron Cicourel, Method and Measurement in Sociology, Free Press, 1964).  В своем посте от 30.08.2011 (МБИ Форум 2.1, включение 5), Володя пишет, “я буду благодарен Вам, если Вы найдете один параграф в работах Ваших невадских коллег, посвященный этой проблеме в публикациях их результатов”.  Я спросил специалиста по массовым опросам у себя в департаменте, и она подтвердила, что американские социологи мало интересуются вопросами такого рода.  Но вот выдержка из публикации одного невадского социолога по теме дискуссии:

“The problems I found in this study are endemic to survey research.  Those working in this venerable tradition scout the popular domain for opinions, stereotypes, and discourses commensurate with the zeitgeist.  Having zeroed in on a verbiage making round in a given population, survey researchers find reliable expressions of popular sentiments and invite respondents to separate those they subscribe to from those they decry.  The resulting measurement instrument reliably gauges the respondents’ knee jerk reaction to a stereotypical expression in a context-free setting.  Yet the more reliable the measurement it produces, the farther removed it is from the confused realities respondents experience in everyday life where their verbal attitudes are inexorably tied to the context and their behavior proves highly situational.  The validation process must take the researcher outside the verbal domain into the ecologically realistic situation.  Otherwise, the context-impoverished verbal markers get disconnected from the situationally-bound conduct, as the artificially induced reliability of survey data is purchased by the ecological validity of nonverbal behavior.  Put differently, the relationship obtaining between reliability and validity is that of uncertainty – the two cannot be maximized simultaneously with an arbitrary precision.  One way we can counteract the tendency to sacrifice validity to reliability in survey research is to supplement survey data with the insights from participant observation and ethnographic studies.” (Shalin, D.  Review of Immigration Phobia…, pp. 379-80; см. также Шалин. Д. “Феноменологические основы теоретической практики...”, с.  99-100) 

Это наблюдение напрямую не связано с другими аспектами опросов общественного мнения, интересующих Шляпентоха, в частности с проблемой заведомо ложных ответов респондентов.  Володя скептически относится к “готовности… респондентов говорить “правду, только правду и всю правду””, упрекая американских социологов в нежелании “даже упоминать при характеристике респондентов такие термины, как “искренность”, “ложь”, “ложные ответы”” (Шляпентох, В. МБИ Форум 1).  По мнению Шляпентоха, этим грешат и Мелвин Кон, и Роналд Инглегард.  Последний, например, “ без всяких хитростей спрашивал жителей в авторитарных страна, что они думают о власти, насколько они доверяют официальным ценностям и т.п.”

Не буду вдаваться в тонкости интерпретации данных опросов общественного мнения в авторитарных странах.  Замечу лишь, что понятие “ложности” данных интервью бессмысленно без понятия их “истинности” – конкретный ответ можно определить как заведомо ложный только, только когда мы знаем истинное положение вещей.  В случае биоинтервью ситуация осложняется тем, что ответ респондента может быть одновременно честным и фактически неверным.  Здесь следует разводить понятия “истинность”, “ложность” и “правдивость”.  Истинность требует подтверждения биоданных независимыми источниками, ложность предполагает намеренное искажение существа дела, правдивость характеризуетреспондента, который искренне отвечает на вопросы, но может заблуждаться в конкретных фактах.  Качество биоинформации не всегда очевидно, но мы не без ресурсов при ее оценке.

Никто не станет обвинять Ядова в лжесвидетельстве, когда он по памяти восстанавливает обстоятельства перевода книги Гуда и Хатта и его воспоминания оспариваются другими свидетелями (см. Мазлумянова Н., МБИ Форум 1).  Презумпция правдивости здесь полностью оправдана, хотя установить последовательность событий и роль людей, имевших отношение к данному вопросу, сейчас уже не представляется возможным.  Другое дело, когда Парыгин дает интервью, где утверждает, что “я первый “подставился”, бросил вызов, за который потом годами пришлось расплачиваться”, что при советской власти ему “досталась судьба изгоя и изгнанника”, что как “лидера международного ревизионизма” его вызывали на ковер в высокие инстанции и осуждали за потерю “идеологической выправки” (см. “Борис Парыгин”, Очень, 2005, № 4, январь).  Здесь более чем уместны сомнения по поводу его правдивости.  Достаточно вспомнить роль Парыгина в деле Валерия Голофаста, где он в качестве председателя комиссии обвинял в “недостаточной идеологической зрелости коммуниста В.Б. Голофаста”, или сетовал на отсутствие в среде ленинградских социологов той самой “идеологической выправки”, из-за отсутствия которой его самого якобы подвергли гонениям (см. Божков, О. и Протасенко, Т.,  “Гляжу в себя как в зеркало эпохи”. Телескоп // 2005. № 6. с. 2-13).  Тут можно припомнить и роль “первого ученика”, которую Парыгин сыграл в разгоне отдела Ядова в ИСЭПе.  А если принять во внимание, что Ядов публично порвал с Парыгиным, то публикацию последним в 2005-ом году фотографий, на которых Парыгин запечатлен с его “другом” Ядовым, можно счесть просто непристойной. 

Согласно Володе Шляпентоху “нельзя респонденту верить ни в чем”, тем более респондентам биоинтервью, которые “преданы разным идеологическим догмам, все время обеспокоены своим престижем, тем как они выглядят в глазах интервьюера и будущих читателей” (см. МБИ Форум 2.1 и МБИ Форум 1).  Володя готов распространить это суждение и на себя как респондента биоинтервью, но тут возникает любопытная коллизия.

1.  Имярек утверждает, что нельзя доверять респондентам биоинтервью, поскольку они преданы идеологическим догмам, и т.д.;
2.  Имярек является респондентом биоинтервью;
3.  Имярек утверждает, что ему нельзя доверять, поскольку он…

и далее по силлогизму.  Утверждение типа “нельзя респонденту верить ни в чем” опровергает само себя, если оно сделано респондентом (вспомним “парадокс лжеца” и теорему неполноты).  Вопрос о достоверности биоданных нужно решать в конкретной ситуации применительно к конкретному респонденту и его конкретному суждению. 

*   *   *

Ольга Маховская с сожалением отмечает отсутствие МБИ для естествоиспытателей, многие из которых нашли работу на Западе и не поддерживают активных связей с коллегами из России (см. МБИ Форум 2.1, включение 3).  Действительно жаль.  Но почему бы не начать работу в этом направлении?  Я и мои коллеги будем рады поделиться опытом.  На сайте Центра демократической культуры найдется место и для такого проекта.  Была бы изначальная воля к созданию сетевого сообщества у самих физиков, разбросанных судьбой по странам и континентам, а там уже дело пойдет.  Конечно, тут нужны ресурсы – время, технические средства, организационная структура, и прежде всего инициатива физиков со связями в России и за ее пределами.  На этот счет стоит посоветоваться в российских академических кругах, например с С.А. Кугелем из Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова. 

У Ольги Маховской большой опыт работы с российскими эмигрантами во Франции и США, а также по психологии науки.  Ее интересует психология памяти, изучающая “закономерные искажения информации” и имеющая отношение к интерпретации данных биоинтервью.  “Я проводила исследования динамики образов значимых событий, в которых люди принимали участие”, пишет Ольга, “и могу сказать, что искажения возникают с самого начала, память даже не получает значительной доли информации, если она противоречит положительному образу “Я” респондента.  Все, что делает его незащищенным, ставит под сомнение его репутацию, закрывает перспективу стирается, или запоминается как попало” (см. Маховская, О. МБИ Форум 1, отметина 62). 

Обращает на себя внимание следующее наблюдение Ольги:  “Я не встретила ни одного ученого с амбициями, особенно мужчины, который не любил бы несколько преувеличить свою роль в истории, в том числе и истории науки. Потому что наши достижения отстают от признания и принятия, в котором мы нуждаемся” (см. Маховская, О. МБИ Форум 1, отметина 64).  Было бы интересно исследовать гендерные различия в реконструкции нарративной идентичности как ученых, так и не ученых.  Среди индикаторов контент-анализа биоинтервью в базе данных МБИ я выделил различные способы оценки собственных достижений российскими социологами.  Надо будет учесть и гендерные факторы, чтобы проверить гипотезу Ольги насчет тенденции интеллектуалов определенного пола преувеличивать свои научные заслуги. 

Важно положение Маховской о том, что позиция интервьюера “определяется личной биографией самого исследователя, который принадлежит к изучаемому им же сообществу” (см. Маховская, О. МБИ Форум 1, отметина 65).  Эту же мысль высказывали Мазлумянова, Козлова, Докторов, Алексеев и другие участники Форума.  Согласно Маховской, “если интервьюер связан личными отношениями сотрудничества или дружбы со своими респондентами, то степень искажения резко нарастает.  Такой фактор как «симпатия-антипатия» перекашивает сведения в пользу «симпатичных» событий и людей.  Он настолько силен, что не зависит от воли участников, их IQ” (см. там же).  Следует изучить эффект сопричастности и содружественности в работе интервьюеров – и не только как источник ошибки, но и как биокритический ресурс. 

Направленность критики в биокритическом исследовании требуют дополнительной рефлексии.  “Вопрос, в какой мере эта критика возможна, когда тебе потом с респондентом и его товарищами  по жизни рядом идти?  Или позиция исследователя провокационная, и критика – как прием стимулировать воспоминания и рассуждения респондентов?  Или критичность – как свойство любого научного ума, с той и другой стороны («Умные люди знают, о чем идет речь, умные люди договорятся»).  Или это скепсис по отношению к прошлым событиям и теориям, масштаб которых кажется мизерным по сравнению с развитием социологии на Западе?  Или за этой «критичностью» - комплекс благодарности времени и людям, голоса которых хочется сохранить в максимальной первозданности, потому что они уходят? ” (см. там же).  Согласен с Маховской и в том, что надо изучать особенности самосознания ученых организаторов, компиляторов, маргиналов, и лидеров научных школ и направлений (см. Маховская, О. МБИ Форум 1, отметина 65). 

Ольга обратила внимание на роль эмоций в биокритическом исследовании, на тот факт, что ““аффективные” индикаторы интервью, зависят в большей мере от культурно-заданных сценариев.  Этим объясняется, почему субъект ведет себя внешне адаптивно, разумно, перспективно, а при этом испытывает чувство стыда, горечи и отчаяния.  Так можно понять и известный эмигрантский феномен – ностальгия” (см. Маховская О., МБИ Форум 2.1, включение 3).  Ностальгией в среде эмигрантов я не занимался, в академической среде ее особенно не замечал, хотя вопрос, несомненно, заслуживает внимания.  Меня больше интересовало распределение в биоинтервью аффективных маркеров – радость, страх, гнев и спокойствие (см.  D. Shalin, Emotion Template Matrix Chart) – и их концентрация в разных жизненных сферах.  Например, в интервью Игоря Кона 1999-года можно найти наблюдение, что “почти в каждом из нас жил внушенный с раннего детства страх.  Из моих близких никто не был репрессирован, но я на всю жизнь запомнил, как в 1937 году у нас в комнате, на стенке карандашом, незаметно, на всякий случай, были написаны телефоны знакомых, которым я должен был позвонить, если мою маму, беспартийную медсестру, вдруг арестуют”.  А в интервью 1996 года, Игорь рассказывал:  “На лекциях у физиков я получал такое удовольствие.  Я аж рисовался, меня собственная внешность [занимала]...  Помню, я надел новый костюм и галстук, а там выходили знакомые ребята из ЛИТМО, и один из них сказал: «Игорь Семенович, вы такой красивый сегодня вообще».  Я сам себя чувствовал красивым.”  Интервью на нашем сайте, особенно биокритически ориентированные, переполнены такого рода эмоциональными индикаторами, и как мне кажется, они могут помочь нам понять феноменологические особенности исторического бытия личности и общества.

*   *   *

Как справедливо замечает Блэр Рубл, были “умные и порядочные социологи и интеллектуалы, решившие остаться в Советском Союзе и принявших решение покинуть страну” (см. Blair Ruble, МБИ Форум 2.1, включение 23, перевод мой).  В этом Блэр сходится с Андреем Алексеевым:  “То обстоятельство, что человек однажды принял то или иное ответственное жизненное решение (скажем, покинул отечество, вступил в «передовой отряд строителей коммунизма» или же уклонился от этой «чести», «вышел на площадь», подписал письмо в защиту инакомыслящего или целиком посвятил себя «науке и только науке») само по себе не должно быть предметом - ни гордости, ни смущения, ни восхищения, ни сожаления.  И только в контексте всего жизненного пути и «суммарных» жизненных итогов следует рассматривать и оценивать эти важные, но вовсе не самодостаточные и не всеопределяющие жизненные шаги и обстоятельства” (см. Алексеев А., МБИ Форум 2.1, включение 6).

Блэр также обращает внимание на то, что люди склонны в своих воспоминаниях “представлять свой выбор как правильный”.  Судьба российских социологов в Америке сложилась по-разному, продолжает Рубл, и здесь многое зависело от личной адаптируемости, возможности получить американское образование, и т.д. 

Было бы интересно обсудить с Блэром его впечатления о российской социологии эпохи застоя и ее трансформации в перестройку и постсоветский период.  В аспирантские годы Блэр стажировался в Ленинграде, где я с ним познакомился в начале 70-х.  И другие американские социологи и политологи провели значительное время в России (Wesley Fisher, Jerry Pankhurst, Michael Sacks), и я надеюсь, что не за горами время, когда они засядут за мемуары.  Их взгляд на возрождение социологии в России, ее эволюцию и современный статус, равно как и на полемику в МБИ Форуме, нам был бы в подспорье.  Не так давно я пытался связаться с Весли Фишером по этому поводу, но не смог разыскать его координаты (если кто их знает – отзовитесь).

Истории социологии посвящена статья Бориса Докторова “К семилетию рубрики «Современная история российской социологии»” (см. МБИ Форум 2.1, включение 23а), где он подводит итоги своей кропотливой работы по изучению советской и постсоветской социологи, отраженной в биографиях ее основателей и действующих лиц.  Не буду подводить итоги подведению итогов, отмечу лишь личностное измерение научных интересов Бориса.   

Перечисляя мотивы, побудившие его начать сбор интервью с российскими социологами, Борис первым делом отмечает “собственное многолетнее участие в социологических исследованиях и желание вернуться в свое профессиональное сообщество; к тому моменту я десять лет фактически находился в стороне от него”.  Мне это наблюдение кажется знаменательным.  Социологическое воображение по сути своей биографично (см. D. Shalin, Review of Crisis and the Everyday in Postsocialist Moscow, p. 548), во всяком случае, когда мы имеем дело со сложившимися учеными и талантливыми исследователями, каким я считаю Бориса (как, впрочем, и всех активных участников МБИ форума).  Мы входим в мир науки, сформировавшийся до нашего рождения, и какое-то время движемся по инерции в русле существующих теорий, парадигм и методологических установок.  Со временем мы находим свою линию исследования, где устоявшейся парадигмы может быть недостаточно, где требуется социологическое воображение.  Истоки последнего в нашем личном опыте, в знании живота (visceral knowлedge), в экзистенциональных установках, не всегда хорошо отрефлексированных.  Дело это рискованное; реакция коллег на творческий полет фантазии часто бывает скептической; но если интеллектуалу удалось выйти на свою тему и отстоять ее в высоко-конкурентном мире науки, то это – счастье.  Борису удалось задействовать личностное знание, оно уже дало нетривиальные результаты и еще будет приносить плоды всему нашему содружеству, и не только ему.   

В заключение хочу отметить мысль Анны Готлиб о природе нашего незримого колледжа:  “[С] радостью причислю себя к замечательному содружеству, хотя лично знаю немногих.  Но, думаю, сегодня, в сетевой век, это и не обязательно.  Думаю также, надо поискать основание, объединяющее таких разных людей…  Может быть, это некоторая методологическая ориентированность профессионального сознания, всегда нацеленная на анализ не только того, “что” (содержания), но и того, “как”.  Может быть, это высокая включенность в профессию, когда профессия перестает быть только ролью, и становится чем-то большим.  “Социолог в России больше чем социолог”, если перефразировать Евтушенко.  Возможно, это все вместе…” (см. Готлиб А. МБИ Форум 2.1, включение 22б). 

“Неисследованная жизнь не стоит того, чтобы ее жить”.  Это ключевые положение философии Сократа далеко не бесспорно, но оно имеет прямое отношение к людям, втянутым в орбиту “Международной биографической инициативы”.  Для большинства людей нашего круга профессиональная роль действительно неотделима от других личностных измерений их существования.  Здесь я вижу истоки моегоинтересак биокритике и автобиокритике (отсюда и название смежного проекта Bios Sociologicus:  The Erving Goffman Archives).  Нет общества вне биографий его членов, и в той степени, в какой оно претерпевает кардинальные изменения, общество напрямую связано с автобиокритической рефлексией людей данной исторической эпохи. 

Памятуя, что полемика на МБИ Форуме продолжается, ставлю на этом точку и приглашаю участников нашего содружества продолжить дискуссию.

Дмитрий Шалин
Лас-Вегас, 1.10.11

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

MBI-Forum 2-2. “Биография и биокритика”, часть 2

http://cdclv.unlv.edu/archives/Comments/ibi_forum_2.2.pdf
http://cdclv.unlv.edu/archives/Comments/ibi_forum_2.2.html