Олег Божков

ЭСКИЗ ПОРТРЕТА ДРУГА

Светлой памяти
Валерия Борисовича Голофаста
посвящается.

Неожиданно для всех, что называется - в одночасье - ушел из жизни человек. Мы ровесники-одногодки, были знакомы более 30 лет, работали вместе бок о бок 28 лет и почти столько же дружили. Поссорились всего один раз, правда, надолго. И вот Валеры не стало.

Хотя разница в возрасте у нас всего полгода, я всегда воспринимал его, как старшего. И не только потому, что он кандидат наук, сначала был руководителем группы в секторе у В.А. Ядова, потом сам стал заведовать сектором, а я был младшим научным сотрудником, потом просто научным, а потом и старшим. Скорее всего потому, что Валерий был очень образован, начитан, поразительно вдумчив, спокоен и солидно нетороплив.

Итак, эскиз, т.е. первоначальный набросок. Мне не известны может быть очень важные события и эпизоды его детства. Но, слава богу, жива его мама - она может что-то рассказать. Жив его брат, что на пять лет младше. А еще есть его собственные дневники, блокноты, есть электронная почта, где более сотни писем к нему и от него.

Собственно внешне-событийная часть биографии Валерия может уложиться в страничку.

Валерий Борисович Голофаст родился 24 марта 1941 года в Днепропетровске. Его отец - Борис Петрович Голофаст - был конструктором в одном из днепропетровских КБ, умер в 1967 году. Его мать - Анна Ивановна Голофаст (в девичестве - Бунченко), - бухгалтер в настоящее время пенсионерка, живет в Днепропетровске. Младший брат Валерия Георгий, окончил днепропетровский металлургический институт, живет и работает в своем родном городе.

Окончив школу, Валерий около двух лет работал слесарем, затем поступил в днепропетровский металлургический институт. Закончив первый курс, решил, что металлургия - не его призвание. Поехал в Москву, где пробыл меньше суток (Москва ему не понравилась) и уехал в Ленинград.

Здесь он поступил на филологический факультет университета. Еще будучи студентом в 1964 году женился. Окончив университет работал в патентной библиотеке Центра научно-технической информации. В 1967-м родилась дочь. Потом аспирантура в ленинградском секторе философии АН СССР, защита диссертации. Потом ИСЭП, потом филиал института социологии РАН, и, наконец, СИ РАН. Дочь выросла, вышла замуж. У Валерия появилась внучка Катя, его любимица. Вот и все.

Впрочем, можно добавить, что в советский период Валерий был практически «невыездной». Зато, после 1986 года он побывал в Англии, во Франции, в Канаде, дважды в США, в Норвегии, Финляндии, Швеции.

Однако, биография ли это? Так, некоторые вехи.

Фрагмент из юношеского дневника. Автору по его собственному свидетельству 19 или 19 с половиной лет.

«28 сентября 1960 г.

Вот что было за это время. Мой приезд в Л<енинград>. Моя радость и моя задумчивость. Экзамены. Поездка в Дн-ск, потом назад.Удар обухом по голове: зачислен без общежития. Жалкие попытки попасть на ночевку в общежития. Ужин 200 гр. Польской колбасы и 2 городских булки с Сашей Ц… Одна сумасшедшая ночь и один полусумасшедший вечер… Пустота и спокойствие. Так и нужно!! Почему ты всегда смеялся?

Это потому, что я обалдел. От Ленинграда, от солнца, от того что в кармане - звенят пятаки!…»

« 4 октября.

У меня было достаточно случаев убедиться, что человека делает человеком только воля. Сейчас я нахожусь в таких условиях, когда ничто, решительно ничто не может помешать мне поступать так, как я должен и хочу…

…Каждый день - это жизнь, вот мысль, которая появилась некоторое время тому назад, еще там, дома, и с которой началось мое настоящее воспитание. Это она привела меня сюда. Но теперь я не знаю, что собой делать. Но я это узнаю.

Может быть это и не нужно уже делать, может быть я уже понял тот закон жизни, который делает человека человеком…»

В Ленинграде Валерий много читает, ходит по выставкам и участвует в их обсуждениях, встречается с поэтами. «Ах, как я сблизился с Дост(оевским) за эти дни» - пишет он в дневнике.

«29 октября. Статьи в сборниках и журналах. Планы моей учебы. Логика и психология. Мечты о годовом обзоре.

Кстати, a propose , мой почерк постепенно выравнивается, я чувствую свою руку. Это значит, что я вхожу в форму, почти вошел. Я уже, наконец-то, могу работать почти не напрягаясь.

Главное - независимость. Исполнять задания, чтобы с этой стороны ни от кого не зависеть.

Мне не однажды становилось грустно, что в свое время я не стремился хорошо знать украинский язык. Достать хороших украинских книг обязательно.»

«30 октября.

Когда пишешь - рождается написанное. Только так и возможна работа писателя. Образ за образом, слово за словом лепится всегда. Те, кто обдумывает, а потом только отстукивает на машинке, делает неправильно. Это все равно, что из прутьев делают внешний каркас скульптуры, а потом заполнят его глиной…».

Первый год в Ленинграде - в его жизнь врывается множество новых персонажей, своему дневнику он поверяет, что многих уже известных ему людей именно здесь он как бы открывает заново. Несколько плотных страниц, заполненных летящим корявым почерком, посвящены Эрмитажу. Несколько страниц посвящено Леониду Борисову. «Маленький, сухонький, совершенно седой старичок с неожиданно громким, хотя и старческим уже голосом. Очень энергичный и горячий. Один из последних наших романтиков». Борисов говорил о Паустовском, Ахматовой, Блоке, Скрябине, Эренбурге.

Между страниц дневника от руки переписанное «Открытое письмо Сталину» Ф. Раскольникова из «Новой России» № 71 от 1 октября 1939.

«2 июля 1961 г. По радио сказали страшное - умер Хэмингуэй. Погиб глупо… чистил ружье. Несчастный случай… Читатели эгоистичны. Им нет никакого дела до личности писателя. Но когда умирает более чем любимый писатель, когда умирает учитель, благодаря которому ты поднялся на ступеньку выше и увидел больше - тогда это невыносимо и так же печально как мысли о собственной смерти… И тут же стихи.

Прощай.
Я закрою большими руками
Глаза мыслям моим о тебе -
Ходившем по той же планете -
Мыслям моим
Одновременными с твоими.
Но, как утверждал Эйнштейн,
Нет ничего
Одновременного,
Только последовательность
Вечная эстафета
Это только кажется
Что кто-то идет рядом с тобой.
Вечная эстафета
И кто-то всегда впереди
Только последовательность,
Постепенность,
Но где-то
Прерыв и прыжок
В бессмертие
Вспышка из темноты
И снова темным-темно
Вечная эстафета
Прощай
Время не ждет.»

Удивительно, в этом дневнике очень мало фактических событий, но много рассуждений и размышлений. Об искусстве поэзии, о писательском мастерстве, о живописи, в частности, о свете и тени; об истории и т.п.

«28 ноября 1963.

Теперь стало ясно, что моя книжка «Стихи без стихотворений» была попыткой кратчайшим образом выразить вспыхнувшие ощущения. Это происходило непроизвольно, и как жаль, что я не знал до сих пор совсем японской, китайской, арабской и др, вообще восточной поэзии!

Меж алых маков
Желтый цветочек найди -
Это бессмертник.

Голубоглазый
В зыбке из ивовых лоз.
Поздравьте отца!

Солнце в медном тазу.
Косточки сухой полыни: удлиненное хоку
Вновь на улице игр.

Помнится радость.
Запах и пар от лотков.
Зимой пирожки.

Валерий учился на французском отделении, которое и окончил в 1966-м.

Потом года два работал в Инженерном замке, в патентной библиотеке центра научно-технической информации. Переводил с французского и английского. Ему, обладавшему многими хобби, в том числе и техническими, было интересно работать здесь. Кроме того, в патентную библиотеку ходили интересные люди - изобретатели. Но мысли о продолжении образования, о самостоятельном творчестве не уходили далеко.

А однажды жена увидела в газете объявление о приеме в аспирантуру ленинградского сектора философии АН СССР по социологической проблематике. Валерий собрал необходимые документы, сдал экзамены и был принят. Его научным руководителем стал Анатолий Григорьевич Харчев. И в 1972 году В.Б. Голофаст стал кандидатом философских наук. Его диссертация была посвящена положению семьи в буржуазном обществе. В советское время существовало довольно мощное направление - критика буржуазной социологии. Вот этой критикой он и занимался в своей диссертации. Естественно, не только критикой - он с головой окунулся в мир постижения науки об обществе.

К тому времени, когда в 1975 году образовался ИСЭП (Институт социально-экономических проблем АН СССР), Валерий был уже известным в среде социологов специалистом и авторитетом. В секторе Владимира Александровича Ядова он возглавлял группу, которая занималась проблемами семьи. Большое исследование «Ваша семья» было проведено в 1976-1978 годах в Ленинграде и в Латвии (Рига и Даугавпилс). Итогом этой работы стала книга, которая так и не увидела свет. Партийные критики нашли ее идеологически ущербной и набор был рассыпан. Мало того, было длинное партийное разбирательство - персональное дело и т.п.

Правда, в 1981 гожу вышла в свет его собственная книжка «Методологический анализ в социальном исследовании». И хотя, скромничая, Валерий жаловался, что у этой книжки мало читателей, это было не совсем так. Методологический анализ цитируется до сих пор и довольно часто.

К сожалению, писал он медленно и трудно. Могло показаться (а многим именно так и казалось), что он просто ленив. Но скорее другое - Валерий жил очень напряженной интеллектуальной жизнью. Филолог по образованию (да и по сути) он очень ответственно и бережно относился к слову. Но не было собеседника лучше Валерия Голофаста.

Года 2 - 2,5 тому у него случилась беда: компьютер поймал вирус. И не было иного способа избавиться от него, как форматировать винчестер и заново поставить операционную систему. При этом пропала вся информация, что хранилась в машине. Но более всего он расстраивался из-за того, что пропала почта. Я, честно говоря, не мог тогда понять, чего он так расстраивается. Понял я это только сейчас. Переписка по электронной почте с большим числом корреспондентов - это был и его дневник, и его способ работы.

Вот несколько фрагментов этой обширной переписки.

 

Голофаст - Кесельману

Леня, послал ли ты это все Боре Докторову? Я ему писал, что, возможно, публичные лекции на полит.ру могут быть интересными. Но пока выходит просто ужасное мероприятие, ты так не считаешь? Я, как ты знаешь, не пессимист.

Но, мне кажется, москвичи живут в выдуманном ими самими мире, и он не симпатичен. Провинция просто много умнее, у нее есть хоть здравый смысл. Что-то я тебя заждался. Мне казалось. что ты уже приехал. Привет, В.

Что-то молчит литовский наш приятель, нет? Здоров ли он? Здоровы ли его домашние?

Friday , April 16, 2004

Кесельман - Голофасту

Докторов сейчас в Москве - общается с Ослоном, то есть, шепчет на ухо самому Господу... У вас в Питере будет в районе 16-18 апреля. Свяжись с Машей - на месте она это будет знать точнее. Что до москвичей, то они не столько зажрались, сколько никак не могут нащупать адекватную систему координат - столичная специфика не пускает. Их мир не выдуман - он в Москве и впрямь имеет место. Другое дело, что только в Москве. Ну, да и "питерский мир" действителен только в пределах нашей недостроенной окружной дороги.

Насчет заждался, ты не совсем прав. В Питере мы еще реже общаемся. Читай, пиши - глядишь, не соскучишься. В Вильне вроде все в порядке. Сережа читает, пишет. Здоров (не жалуется). Есть вероятность, что после первого мая появится в вестфальском городе Аахене. Но до того еще более вероятно, что я, наконец, появлюсь в Питере - на майские. К Травинскому застолью, похоже, не успею, но ты, надеюсь, не забудешь передать ему мои кесельманоские с кисточкой.

Остальное - при встрече. Читай. Пиши. Обнимаю. Л.К.

 

Голофаст - Божкову

Олежек, книгу Воллерстейна надо бы где-то срочно достать или заказать. Ты как считаешь? Привет,В

Мне близки ряд идей, и потом это совсем новая книга его. То, что издано вместе с Б. не так важна и интересна (старая).

Monday , April 19, 2004

 

Ответ Голофаста - А. Г.

Я думаю, мы хорошо понимаем друг друга.

Предубеждение (не только этнографов) против принятых убеждений и за борьбу со стереотипами (не только здравого смысла) очень распространено. Это тоже важная проблема. Нельзя ведь верить безоговорочно тому, чему вас учили в школе (даже социологической, этнографической), иначе, действительно, трудно увидеть новое, скрытое, слишком привычное, а потому не фиксируемое и неприметное и т.д.

Про индуктивное, думаю, вы тоже правы. Только восхождение-снижение это просто еще одна проблемка, связанная с разными уровнями понятий и обобщенных по разному данных. Суть же расхождений - еще и в другой плоскости. Что мы делаем в качественной ситуации - производим анатомию обыденного сознания или ищем свои догадки, признаки своих проблем, то, как они играют в изучаемом нами материале. Анатомию тоже производим, но это не главное, не самодовлеющее. Иначе - позиция Воронкова: не нужно никаких теорий, надо понять, что чувствуют наши собеседники. Выбросим весь опыт социологии, этнографии и пр. на свалку истории. Или будем его расширять, переоценивать, удалять темные или ложные места, добавлять новые...

И потом, ведь я не про Ваш текст, а про наше мышление, правильно?

Привет, В

 

А. Г. - Валерию Голофасту

Валерий Борисович, здравствуйте. Спасибо за такой быстрый отклик и за хорошие слова. Теперь по делу. Сначала о термине "индуктивный". Я ведь только хотела сказать (или имею в виду), что конкретные логики количественного и качественного исследования отличаются: Татарова назвала их очень по-моему здорово: нисходящая и восходящая стратегии, как раз имея в виду проверку уже готовой теории, преобразованной в конечном итоге в индикаторы, или наоборот - создание теории(или ее уточнение ), когда исследователь от данных поднимается наверх.

Второе. Я с вами абсолютно согласна, что надо быть теоретически нагруженным, чтобы что-то рассмотреть в эмпирических данных, я даже спорила с Леной Ярской и Павлом, которые уж очень буквально воспринимают лозунг этнографов о незамутненности сознания исследователя в качественном исследовании - в моей книжке я об этом написала, правда без упоминания имен.

Третье. По поводу структурности объекта-предмета, бесчисленными нитями интегрированного в культуру - очень красиво и точно сказано, я как-то об этом не думала.

Спасибо вам еще раз за терпение и труд читать мои опусы.

Всего доброго, Анна Семеновна

 

Голофаст - А. Г.

Ув. Анна Семеновна. Вы написали замечательную статейку. Я почти со всем согласен, благо у Вас много оценок и реакций. Мне очень нравится спокойный, рассудительный и академический стиль - все же иногда я даже завидую преподавателям или людям с такими навыками - все излагать без излишних крайностей.

Несколько простейших замечаний. Где-то в начале два раза в одном предложении "казалось".

НЗ не только сетевой журнал, то есть он есть и в сети, но выходит в кичевом виде и на бумаге, ибо это часть гигантского коммерческого предприятия, очень наглого. Только текст Миши Соколова размещен в сети, не на бумаге. Что у Вас и отмечено.

Теперь о чем-то важном. Мне не понравилось упоминание об "индуктивном" пути. Как и вскользь использование языка "причина-следствие". Объясню.

Вначале причина-следствие. Это была натуралистическая модель детерминизма, очень распространенная в Х1Х веке. В ХХ она лопнула. Оказалось, что мир состоит не из последовательности отдельных событий (Юм-Милль), а из систем, структур, потоков, текстов, в общем - чего-то многообразно связного.

Поэтому даже в школьную программу хотят ввести статистику, а в массовых обследованиях вводят богатую паспортичку или другие независимые переменные. Чтобы отобразить сетевой характер обусловленности, детерминизма, влияний и пр.

Старая модель (индуктивная) опиралась на авторитет Аристотеля, особенно в социальных областях, на энтелехию. Человек действует, и его действия (причина) приводят к реализации его целей (следствие). В природной среде действовал бог. Я очень упрощаю и огрубляю. Но это - с дидактическими целями. Мое предложение по этому поводу вообще - быть осторожней с этими категориями - индуктивизм, причина-следствие. Лучше их не забыть, а вставить в более широкую картину.

Теперь даже более важное второе замечание.

Вы просто замечательно пишете о навыках подъема в теорию (заметьте, без индуктивной техники, а просто как императив обобщения, а оно ведь может идти разными путями). О том, что высота может быть разная. Но есть другая кардинальная проблема. Это - исходная теоретическая нагруженность всякой эмпирии. ("чего нет у журналистов"). Значение теоретической сформированности взгляда эмпирика до начала исследования было осознано только в середине ХХ века в полную меру. Отсюда тезис: в эм. исследовании мы не находим теорию, а модифицируем, как правило, то, с чем в исследование пришли. (А значит, исходная проблематизация, уже заданная теоретически высота и локализация мышления, внимания в теоретическом пространстве до исследования так важна!).

Только иногда обнаруживаем что-то совершенно необычное, новое. Мертон и его жена, Харриет Цукерман, даже написали книжки о serendipity patterns , то есть о чудесах, на которые натыкаешься в эмпирии, неподвластных никакой известной теории.

Проблема качелей "исходные теоретические представления-данная эмпирия - другие теоретические представления" до сих пор не вполне освоена и ясна.

И есть третий аспект - уже никак особо не светящийся в Вашем коротком тексте, но на который я хотел бы обратить Ваше внимание. Это то, что у Вас называется "социальным контекстом". Я согласен с эти термином. Мне он тоже очень нравится. Но это частное представление того, что методологически нужно. А нужно осознать, что при качественном схватывании, когда внимание широко, когда интересуешься сразу многими и разными свойствами того, что изучаешь, предмет исследования обнаруживается как структурный, бесчисленными нитями интегрированный в культуру, чего нет или скрадывается в схеме "вопрос-ответ", или даже "понятие-индикатор".

Структурность объекта-предмета это и есть еще одно преимущество, которое характерно ситуации "качественного" исследования. В "количественном" же вначале делают разборку, деконструкцию объекта, а потом оказываются перед проблемой его сборки, конструкции из зафиксированных в эмпирии значений отдельных переменных, объединенных только фактом принадлежности к одной единице наблюдения, а затем и к данной выборке.

В качественной ситуации совсем иначе стоят и вопросы отбора, и вопросы "измерения". А это значит, как Вы знаете, неприменимость всего аппарата методических оценок, родившихся из данных, статистических, количественных, ситуаций.

Простите, что меня несет. Но я ведь не преподаю, а всем нам нужны собеседники.

Привет, В

А еще Валерий всегда носил с собой один-два блокнота. Мало кому удавалось застать его в тот момент, когда он делал какие-либо записи в этих блокнотах. Это было сугубо личное, индивидуальное. Вот, например, что он писал:

« Гуманитарное знание

  • Self-directed learning
  • Важность личных контактов
  • Останется ли дисциплинарность?
  • Гум. Знание - коллективное, коллеги
  • Широкие идеи, теории и идеологии скорее, чем факты. Идеи важнее фактов
  • Авторитет источника (в интернете анонимны)
  • Книги используются чаще, чем журналы 72% 21% журнальные статьи и статей публикуют меньше
  • Работает в одиночку
  • Святость старых, авторитетных текстов
  • Деконструкция канонов
  • Резюме недостаточно, ибо в полном тексте могут быть намеки
  • Высокая культура, охраняемая меньшинством»

 Да, это просто заметки, отдельные мысли, которые не хочется, или нельзя забыть.

Или такая запись: «Глобализация и новые проблемы власти перед лицом утраты гражданской лояльности индивидов».

Или такая (совсем недавняя):

«Они ходят закрыв уши. Я видел их в Париже и Нью-Йорке. Но теперь их много и вокруг нас. Их становится все больше. Впервые они появились в Токио. Но теперь они ходят по всему миру, закрыв свои уши маленькими орущими пробками с проводами, уходящими под одежду. Говорят, немцы ближе всего подошли к тому, что на автомобиле можно ездить так, чтобы его не водить. Машина сама держит дистанцию, выбирает маршрут и следит, чтобы водитель не уснул.

Конечно, в метро или на улице ужасный шум, грохот и, главное какофония звуков. Голосов почти не слышно. Вот они и ходят со своими музыкальными пробками в ушах. Другие люди им не нужны. Они почти не мешают. Но я думаю, когда же люди начнут, как и машины, ходить закрыв глаза. Действительно, кругом грязь, многие люди одеты неважно, а некоторые даже роются в мусорниках. Смотреть не очень приятно. Но будет ли хорошо ходить закрыв глаза? По дороге на работу я прохожу мимо компьютерного клуба. Там всегда, как селедки в бочке, сидят юноши и девушки. И не отрываясь смотрят на экран. Мне сказали, что в основном оин играют. И пока сидят. Но компьютеры совершенствуются так быстро, что скоро они начнут ходить или бегать или танцевать. И при этом будут смотреть на экран и играть. Интересная будет жизнь»

Или вот еще:

«Знание - сила, т.е.смычка с властью. А прежде было знание - тайна, мистика, мудрость, харизма (т.е.передача своей воли другому, авторитету, добровольное поклонение превосходству другого).

Описать параметры игры

Другой - это полная недоступность, абсолютная инаковость, несмотря на близость, сходство - гомология, но не тождество.»

И еще, это запись очень актуальна, так как Валерий собирался таки принять участие в дискуссии о качественных и количественных методах не только небольшой репликой вроде «Отвлечение социологии» (см. «Неприкосновенный запас» № 3(35) - электронный вариант).

«1) Каковые причины кризиса количественной парадигмы?

2) Каковы границы понимания культуры как текста?

3) Как формируются, охраняются и меняются дискурсы

  • антинатурализм, да
  • судьба рациональности - нерациональность, кризис модели рационального выбора
  • и управления

а) методы оценки социальных программ + Бруно Латур

б) социология как функция гражданского общества

в) как идеология.

Шутка ли школа российской социологии. Теория шлейфа.

Нужно вербовать аспирантов, сторонников».

И совсем рядом - об ином:

« - закрыттие - открытость локальности

  • функциональные отношения ограничивают обязанности и обязательства. Мир становится хроупким, непрочным, держится «на соплях» (Тамара Максимова в Асуане).
  • В функциональных отношениях очень сильно общцщение чуждости
  • Два полюса приватности и локальности
  • От-чуждение - о-своение
  • Редукция обязательств в функциональных отношениях».

Очевидно, что все это - заметки для себя. Однако, мы регулярно общались с Валерием и я могу себе представить, в какого рода тексты эти заметки могли в конечном итоге вылиться. И тут-то понимаешь всю глубину того горя, той беды, что случилась рано утром 8 декабря.


* International Biography and History of Russian Sociology Projects feature interviews and autobiographical materials collected from scholars who participated in the intellectual movements spurred by the Nikita Khrushchev's liberalization campaign. The materials are posted as they become available, in the language of the original, with the translations planned for the future. Dr. Boris Doktorov (bdoktorov@inbox.ru) and Dmitri Shalin (shalin@unlv.nevada.edu) are editing the projects.