ЧЕЛОВЕК, ВСЮ ЖИЗНЬ ИСКАВШИЙ «НАСТОЯЩУЮ ПРАВДУ»
Памяти Юрия Александровича Левады
(Телескоп: наблюдения за повседневной жизнью петербуржцев. 2006. №6.)
От соруководителя Проекта «Международная биографическая инициатива»
...Это - экстренный и грустный выпуск в цикле материалов по истории современной российской социологии. 16 ноября завершился жизненный путь Ю.А. Левады... но жизнь – это часть судьбы. Для многих поколений российских социологов гражданская позиция Ю.А. Ю.А. Левады будет оставаться эталоном поведения обществоведа, а его научные достижения будут предметом изучения. В его мальчишеских представлениях должно было существовать место, где говорили «настоящую правду». Он не ошибся, он и старался ее говорить...
Благодарю Леонида Кесельмана за помощь в поиске в Интернете публикаций о Юрии Леваде, а также всех, кто откликнулся на мою просьбу и прислал слова памяти о друге, коллеге, учителе.
Борис Докторов
Краткая биографическая справка
Юрий Александрович Ю.А. Левада (1930-2006) - известный российский социолог, один из ключевых участников возрождения социологии в СССР в 60-е годы [1].
Окончил философский факультета МГУ (1952), в 1955 году защитил кандидатскую диссертацию. С начала 60-х годов работал в Институте философии АН СССР, занимался методологией социального познания, опубликовал монографию "Социальная природа религии" (1965) и защитил докторскую диссертацию (1966). В 1966 г . организовал работу неформального семинара, функционировавшего более 20 лет и ставшего центром интеллектуального общения представителей широкого спектра социальных и гуманитарных наук.
Ю.А.Левада - один из создателей (1968) Института конкретных социальных исследований (ИКСИ), руководил отделом методологии социологии.
В 1969 году Ю.А. Левада опубликовал "Лекции по социологии" (1969). Он рассматривал социологию как самостоятельную науку, которая опирается на методологию системного анализа, использует математические методы и количественные данные. «Лекции» получили официальное резкое осуждение.
Был переведен в ЦЭМИ на должность старшего научного сотрудника, где проработал в течение 16 лет. До перестройки его возможности публикации результатов его исследований были существенно ограничены.
В 1988 г . Ю.А. Левада перешел на работу в ВЦИОМ: сначала он был заведующим отделом теории, затем директором (1992–2003). В 2003 г . ВЦИОМ был вынужден перерегистрироваться в новое учреждение - "Аналитический центр Юрия Левады».
Основные публикации, помимо названных:
Проблемы использования количественных методов в социологии // Моделирование социальных процессов. М., 1970.
Социальные рамки экономического действия // Мотивация экономической деятельности. М., 1980.
Игровые структуры в системах социального действия // Системные исследования. Методологические проблемы 1984. М ., 1984.
Бюрократизм и бюрократия: необходимость уточнений // Коммунист. 1988. № 12.
Советский простой человек М., 1993 (в соавт.).
Статьи по социологии. М., 1993.
От мнений к пониманию. Социологические очерки 1993–2000. М., 2000.
Ищем человека. Социологические очерки. 2000–2005. М., 2006.
Юрий Левада о себе
В основе настоящего раздела лежит интервью, взятое у Ю.А. Левады в середине 1990-х Г.С. Батыгиным [2]. В нескольких специально оговоренных случаях использованы материалы его более поздних интервью и выступлений.
Если говорить о моем пути в науку, то никакой особой подготовки, никакой школы у меня не было. Я провинциал, приехал из Винницы учиться в Московский университет. Приехал с наивной надеждой, что на философском факультете действительно станешь философом.
Мать журналист, отец литератор. Интерес к философии — наивный интерес, просто из домашней библиотеки. У нас были тома истории философии; первый я прочитал в девятом классе, но на Аристотеле запутался — не сумел разобраться в его категориях.
В 1994 году Ю.А., вспоминая библиотеку своего деда – профессора медицины и фармакологии, говорил: «Там были книжки – от пола до потолка. Не шкафы, а полки, которые закрывали все стены. Была лесенка, я на этой лесенке сидел. Школьные увлечения? Философия. Начал читать, мне понравилось.
Потом был философский факультет МГУ» [3].
Было представление, что в МГУ чему-то научат. К учебе на философском факультете меня побудила вовсе не любовь к философии. Просто было тогда — странное, мальчишеское — представление, что есть места, где должны говорить «настоящую правду». ...туда я и подался летом 1947 года. В те годы через факультет проходил «сильный пучок» интересных людей — ни раньше, ни позже, кажется, такого «парада планет» не было.
Интересовался я социально-политическими вещами, философия в чистом виде меня не заинтересовала и даже наоборот — породила отвращение (правда, через много лет я сам к ней стал обращаться). А во время учебы я практически занимался проблемами социальных изменений.
Университет я кончал в 1952 году, аспирантуру — в 1955. В конце обучения стал интересоваться Китаем, наполовину выучил язык и писал диплом и диссертацию об особенностях китайской революции, китайского общества.
Влияние каких-либо философских школ я не могу заметить, потому что чистой философией, повторю, не любил заниматься. Кое-что урывками слышал о социологии, которой нас не обучали, и никакой специальной литературы у меня не было.
Позже я работал в Институте китаеведения (был тогда такой институт), поехал в Китай и там впервые пытался заняться социологическими исследованиями. Правда, массовые обследования мне проводить не позволили, но некоторые самодельные (примерно на десяти предприятиях) я сделал. Дальнейшая работа по Китаю стала невозможна из-за обстоятельств внешнеполитического плана. В 1960 году я перешел в Институт философии и поначалу занимался социологией религии. На эту тему у меня была диссертация и книжка "Социальная природа религии" (1965).
Потом стал организовываться осиповский отдел, образовали сектор методологии — и я туда перебрался. Вот это и есть начало более серьезной работы в социологии и собирании людей, с которыми я и сейчас работаю.
С осени 1966 года, начался наш регулярный семинар на темы социальные, теоретико-экономические, семиотические, культурологические, исторические и прочие, который с различными перипетиями продолжался довольно долго. Это был не некий "теневой" семинар, а вполне обычный, нормальный. Скорее, это была главная форма жизни сектора — еженедельно, иногда и чаще собираться для обсуждения тех или иных проблем.
Работа эта к концу 60-х годов затруднилась по обстоятельствам общего порядка, для меня довольно случайным. Случайным, потому что я был приглашен в университет читать лекции по социологии на факультете журналистики.
Меня это заинтересовало. Примерно года четыре я читал там курс лекций собственного изобретения — довольно примитивный, популярный. Так бы, видимо, это и продолжалось, если бы не пришла в голову мысль его издать. Издали в виде двух книжечек с помощью ИКСИ (уже в 1969 году). И тем же летом это вызвало скандал.
Вел я себя тогда, к моему сожалению, достаточно сдержанно. Очень мало отвечал по существу, хотя отвечал. Было несколько попыток сказать, что, в конце концов, решительно ничего злодейского в лекциях нет. Есть некоторые методические недочеты, что-то недостаточно отредактировано, есть двусмысленности, может быть. Например, была одна популярная лекция на тему о сложности личности и примитивности общества. Там содержалась фраза, которая жутко "цепляла", вела к скандалу: что в наше время личность подвергается разного рода давлениям — со стороны власти, массового общества, рынка, и танками пытаются ее задавить...
Фраза эта была сказана в 1966 году и не заключала политического смысла. Но в 1969 году она была расшифрована как "чехословацкая" фраза, и отсюда шло многое. Потом стали говорить, что я допустил идеологические и политические ошибки. Или была в этой книжке страница, где сравнивались Гитлер и Сталин, причем достаточно сдержанно. В основном обыгрывалось одно высказывание, которое почти буквально совпадало у обоих: что человек — ничто, а масса, народ — все, "народ бессмертен". Не знаю, кто первый это произнес, или "позаимствовали" друг у друга, важна сама мысль.
Почти через четыре десятилетия после этих событий Ю.А. говорил о том, что «Лекции» вызвали волну очень злой критики. «В журнале «Коммунист»… и в разных партийных ведомствах. Устроили обсуждение в партийных школах.. в основном им не нравилась одна мысль: что социология – это отдельная наука. Они считали, что это не полагается. А нам казалось, что социология – это новый флаг, с которым можно постараться понять наше общество, опираясь на факты, на опросы. И это показалось опасно старой группе идеологов» [4].
Само собой разумелось, что я должен уйти из университета. С некоторым сопротивлением, но мне пришлось принять тогда все эти условия. Потом было обсуждение у нас в институте, высказывались всякие упреки, наше руководство признавало, что оно недоглядело, «навесили» выговоры — на меня тоже. ...Да, партийный выговор. Он у меня есть в коллекции. Вот создали такую шумную историю. А дальше... Дальше мы продолжали работу. Сектор сохранился, только печататься не давали.
Летом 1972 года пришел Руткевич. Тогда он имел и славу и силу главного погромщика социологии, он на этом делал карьеру, для чего специально и приехал из Свердловска. Стало ясно, что нам тут не жить, надо уходить.
Я знал о настроении, поведении Руткевича и сразу ему сказал, что думаю уйти. Он ответил, что уже договорился с Федосеевым о том, что я уйду. Сказал это с привычной ухмылкой, по-моему, с большим наслаждением. Поскольку за мной была слава злодея и висел выговор, уйти мне было не так просто, в некоторые места отказались брать. Потом помогли устроиться старшим научным сотрудником в ЦЭМИ. Первоначально со мной должны были перейти еще несколько человек, мне это обещали. Но потом не дали даже секретаря. И вот так "сам по себе" я работал там 16 лет, занимался чем-то вроде социологии экономического развития, смотрел за тем, что делают экономисты.
И все это время работал наш семинар. Каждые две недели где-нибудь мы собирались. Семинар был то узкий (помещался в одной комнате), то вырастал до нескольких сот человек. Тогда происходил какой-нибудь скандал, приходилось менять место.
Официальная общественная наука, официальная философия были дохлые, поэтому был интерес к нормальным, не идеологизированным, в принципе, на западный манер исследованиям. Во всяком случае, была необходимость исследовать реальность человеческого поведения, духа, метода, мысли философии. Я сейчас встречаю людей, которые говорят, как это было тогда для кого-то полезно. Конечно, было чрезвычайно много ограниченного и наивного, не было заранее заложенного проекта. Сам я старался начитываться вместе с людьми, с которыми работал, в некотором смысле своими учениками. Что читал? В основном теоретическую социологию — Дюркгейма, Вебера, Парсонса — с какой-то примесью культурологии и иногда семиотики, больше нашей.
Дальше начались у нас политические перетряски, стало интересно следить за актуальным развитием. Появилась надежда, что удастся его как-то изучать. В 1988 году соблазнили меня перейти в только что организованный ВЦИОМ, чтобы заняться там теорией общества и общественного мнения. Я собрал тех людей, которые были близко, с которыми мы работали.... Так появился отдел теории ВЦИОМ.
На этом завершается интервью, записанное Г. Батыгиным: время, обстоятельства потребывали от Ю.А. стать аналитиком общественного мнения. Вот что он об этом говорил [5]:
Были сомнения: надо ли нам этим заниматься? А время было переходное, и нам даже удавалось получить одобрение некоторых партийных чиновников. Тогда наверху все-таки было не то, что сегодня... А потом пошло-поехало. Отменили цензуру, исчезла партия, можно было спрашивать обо всем.
Сначала все мы были наивными и верили, что ежели человека освободить, то он станет намного лучше. Что он сам по себе не так уж плох. А потом… нужно было иметь выдержку, чтобы не кричать «караул». Мы же видим, что вырос человек, которому мало интересны общественные события, который не умеет ценить свободу…. И это некоторых коллег приводило в отчаяние. Люди мне говорили: что за радость нам все это изучать … как, извините, патологоанатом изучает какую-нибудь страшную опухоль? Ну, пришлось объяснять самому себе и коллегам, что мы должны знать все то, что поднимается в людях нехорошего и грязного. Зато это позволяет видеть разные сдвиги.
Менее, чем за месяц до смерти, Ю.А. так суммировал сделанное за годы работы: «Мы стараемся делать, что мы можем делать – профессионально. Говорить, что это получается у нас очень хорошо, я бы не стал. Получается, что получается. Какое у нас общественное мнение, такая и жизнь. Говорят, что есть центры, которые стараются причесать это мнение под власть. Я вообще не понимаю, зачем это делать. Оно и так такое гладкое и причесанное... Мы ведем мониторинг постоянно, регулярно и независимо от ситуации. У нас ряды до 15 лет и больше. Такая наша жизнь со всеми ее увлечениями, разочарованиями, провалами. И в людях, и в политиках, и в зарубежных связях. Мы считаем своей спецификой не то, что мы ставим вопросы, а то, что мы стараемся их понимать. Мы считаем себя обязанными понимать, почему люди говорят так, а не иначе. Какая-то часть так, какая-то – иначе. А больше почти никто не старается это делать» [6].
По результатам последнего опроса, проведенного «Левада-Центром» под руководством Ю.А. Левады10-14 октября 2006 года: «Владимир Путин сохранит президентскую роль после выборов 2008 г. — де-факто; «Единая Россия» останется партией власти после выборов 2007 г.; состав элиты не изменится» [7].
In memoriam
Приведу ряд фрагментов из опубликованных в траурные дни статей и выступлений, а также извлечения из писем, полученных мною при подготовке данного материала. Авторы всех материалов – люди, многие годы знавшие Юрия Александровича.
На панихиде, состоявшейся 20 декабря на Троекуровском кладбище в Москве, присутствовало более трехсот человек. Его вдова сказала: «Когда-то я услышала слова “надо иметь мужество мыслить” и подумала, причем здесь мужество. А теперь понимаю, что Левада имел мужество сохранять ясность ума при любых невзгодах» [8].
* * * *
…В моем сознании Юрий Александрович навсегда останется человеком широкой души, проницательного ума и сильной воли к последовательным действиям. Это особенно запечатлелось в звездный час его деятельности как повседневного лидера «ВЦИОМ – Левада-Центра»: именно в эти полтора десятилетия он стал тем интеллектуальным движителем, который обеспечивал систематическое движение российского общества «от мнений к пониманию» и который заставил власти считаться с понимающим общественным мнением. Мне постоянно будет не хватать его регулярных аналитических посланий гражданам и властям нашей страны, которыми открывался каждый номер «Мониторинга», затем «Вестника». С его посланиями каждый сверял свое социальное время. Я воспринимал их как адресованные лично мне.
Юрий Александрович сам создал для себя этот гражданский, научный, нравственный пост «постоянного дежурного аналитика России» и оставался на этом посту до последней минуты своей жизни. Он не был участником военных сражений и вообще был против войн, но он свершил поистине ратный гражданский подвиг. И тем заслужил широчайшее уважение и благодарную память его друзей, всех граждан России [9].
Николай Лапин [10].
* * * *
Юрий Левада был выдающейся личностью в среде основателей советской социологии. Его притягательность опиралась на высокую гражданственность, глубочайшую эрудицию и исключительную работоспособность. Именно Левада написал первый курс по социологии, за что подвергся остракизму партийными органами и долгое время не имел возможности работать публично. Возглавляемые им ВЦИОМ, а затем «Левада-центр» – эталон профессионализма.
Три года назад на одной из конференций он выступил с взволнованным призывом к социологам решительно обращаться к гражданам, чтобы влиять на социальную обстановку в стране.
Юрий создал великолепную научную школу, и тем самым остается в российской социологии и после ухода из жизни [10].
Владимир Ядов
PS. Кому-то уходить... кому-то оставаться.
На панихиде Владимир Ядов отметил: «Ю.А. Левада никогда не был в отпуске, никогда не отдыхал. Я ему звоню: “Ты поедешь куда-нибудь отдыхать?”. Он отвечает: “Нет”. Теперь, Юра, ты отдохнешь. Ты никому ничего не остался должен» [11].
* * * *
Я знал Юрия Александровича с апреля 1967 года – со времени проведения знаменитой Первой общероссийской – всесоюзной социологической конференции, которая проводилась в Сухуми. Конференция была посвящена количественным методам в социологии. Тогда мы были молоды и полны энтузиазма – веры в свою науку. С тех пор мы стали друзьями. Наши отношения с Юрой были свободны от каких-либо обязательств, они основывались на чувстве взаимной симпатии друг к другу.
Когда мне бывало трудно, то Юра мог сказать всего два слова: «Держись, старик!», и такая мужская поддержка от него значила очень много.
Я бы хотел подчеркнуть, что Юрий Александрович в годы перемен, произошедших в стране, не менял своих убеждений. Он оставался верным тем идеям, к которым пришел в молодости... [12].
Андрей Здравомыслов
* * * *
В конце тридцатых годов, великий русский ученый академик Вернадский писал, что он подразумевает под свободой мысли не просто свободу от цензуры, а присутствие мысли во всех делах – победу умной силы.Однако эта сила отсутствовала тогда в управлении развитием страны, обозначив сохранившийся до наших дней чудовищный разрыв между умом правителей и умом, который накапливался в обществе. Носитель умной силы, Юрий Александрович Левада остро чувствовал этот разрыв и потому побуждал власть держать руку на пульсе общественного мнения [13].
Борис Фирсов
* * * *
Для меня главное, что сделал Юрий Левада в своей жизни, – это мужественное противостояние давлению тоталитарного государства в 1970-е годы, которое с большой вероятностью могло обернуться арестом. Он тогда не дрогнул и стал, по сути, единственным диссидентом среди социологов первой волны [14].
Владимир Шляпентох
* * * *
Левада был человеком деятельным и коллективным. Социально-неравнодушным (ангажированным) и ответственным (то есть не безответным). Убежденным и последовательным. В этом суть. Такой индивидуальный склад, помноженный к тому же на безукоризненную научную честность и человеческую порядочность, об обаянии личности не говорю, составлял чрезвычайную редкость и притягивал к нему многих. Но многих – а их было куда больше! – отталкивал. Давайте осознаем, насколько он противоречил всей антропологии советского общества и человека, сколько бы названный разваливающийся социум и его руководящие органы ни пытались подобные качества переиначить на свой куцый салтык, присвоить себе и на правах морального кодекса вбить в подопечное население «активную жизненную позицию», «коллективизм» и тому подобные дежурные, но безрезультатные заклятья [15].
Борис Дубин
* * * *
Левада не был диссидентом, как его хотят представить. Дело не в этом. У него другое понимание было своей роли и своей задачи, своего как бы долга. Он в этом смысле кантовский человек. Если ты должен, значит, ты можешь. У него было мужество додумывать до конца. Это, вообще говоря, крайне редкое качество. При очень как бы внешней простоте того, что он пишет, я каждый раз перечитываю, открываются совершенно другие планы. И все время, ну, вынужден обращаться к этому. Потому что каждая из его работ, это некоторый конспект-монография, статьи с потенциалом книг. Я еще раз говорю, что внешне очень просто…[16].
Алексей Левинсон
* * * *
Для всех нас Юрий Александрович Левада был безусловным лидером – и формальным, и неформальным. Его идеи мгновенно подхватывались в коллективе. Юрий Левада был и моральным авторитетом, эталоном научной и человеческой порядочности [17].
Лев Гудков
* * * *
С глубоким прискорбием мы узнали о непоправимой утрате. Уход из жизни Юрия Левады – это потеря не только для нашей науки, но и для всех людей, кому дороги те общечеловеческие ценности, которые отстаивал этот большой ученый. Его проект « Ho mo soveticus » навсегда войдет в отечественную социологию как образец инструмента исключительной точности и чувствительности.
Благодаря ему удалось проследить трансформацию массового сознания россиян в эпоху перемен, выявить противоречия в оценках и ориентациях. Продолжение этого проекта, анализ накопленного материала – долг тех, кто работал вместе с Ю. Левадой, его друзей и единомышленников.
Его идеи и труды всегда будут с нами.
По поручению коллектива Социологического института РАН (Санкт-Петербург) [18].
Ирина Елисеева
* * * *
Я не имел счастья многолетнего и повседневного общения с Юрием Александровичем; школа Левады была для меня заочной (или, скажем так, я остался ее “абитуриентом”). Но оттого не стала эта школа для меня менее значимой. Думаю, так могут сказать сотни моих коллег, пусть поднятая Юрием Левадой профессиональная, общественная и моральная планка и остается для нас недостижимой. Но важно, что планка эта существует. Причем, ее синтетичность уникальна.
Отрадно, что масштаб личности, научный и гражданственный подвиг Левады имеют шанс не остаться не осмысленными идущими вслед поколениями, хоть, к сожалению, пока еще и не так широко востребовано все, что им сделано, особенно — в теоретической социологии.
Альберт Швейцер, едва ли не первая публикация о котором у нас в 60-х гг. принадлежит именно Ю. Леваде, заметил: «Когда меня спрашивают, кто же я, пессимист или оптимист, я отвечаю, что мое знание пессимистично, но мои воля и надежда оптимистичны». Думаю, Юрий Александрович так мог бы сказать о себе [19].
Андрей Алексеев
* * * *
Ушел из жизни Человек. Ушел из жизни Социолог. До последней секунды он служил ей, ее величеству социологии. И погиб на посту. Служба эта была нелегкая, подчас неблагодарная, но можно уверенно утверждать, что для Юрия Александровича она была счастьем и смыслом жизни; она давала ему возможность открывать людям истину, помогать ориентироваться в сложном водовороте российской жизни. Я не встречалась с Юрием Александровичем и знакома только с его деятельностью, с его работами. Но всегда казалось, что Левада – это величина постоянная – константа! Есть Левада – значит, есть будущее у демократии, у социологии, у гражданского общества. Казалось, нет конца его мужеству, его энергии, его идеям. Есть такой маяк – Левада, по которому сверяют курсы и многие социологи тех далеких 60-х, и молодые – люди нового века. Левада – это имя уже давно уже стало нарицательным, мерой истины и надежности в социологии. Надеюсь, что и дальше мы, оставшиеся на посту российские социологи, будем измерять истину в «левадах».
Чтобы ему было спокойно... [20].
Татьяна Шайдарова
* * * *
Я не уверен, что был достаточно близок с Юрием Александровичем, чтобы мог писать о нём. Но мне кажется, что из отцов-основателей социологии в СССР он больше всех интересовался Украиной и чаще других сюда ездил. И он здесь известен больше, чем другие. Украинские информационные агентства и телевизионные каналы начали сообщать о смерти Леваде через несколько часов после того, как это случилось.
Он активно участвовал в проведении экзит-поллов 2004 года, присылал на каждый тур выборов своих сотрудников, а во время «оранжевой революции» сам приехал, мёрз на майдане, даже простудился. У нас была очень сложная ситуация во время выборов и в период этих экзит-поллов. Это была большая радость – видеть его с нами и большая поддержка для нас. На пресс-конференции по результатам экзит-полла он неожиданно для всех нас и для журналистов заговорил на украинском, и довольно неплохо [21].
Владимир Паниотто
Примечания
1. В сновании справки лежит биографическая заметка А.Г.Здравомыслова и Н.И.Лапина в кн: Общая социология. Хрестоматия / Составители А.Г.Здравомыслов и Н.И.Лапин. М.: Высшая школа. 2005. С. 661-662.
2. Ю.А.Левада: «Научная жизнь — была семинарская жизнь». В кн.: Российская социология шестидесятых годов / Под ред. Г.С. Батыгина. М.: Изд-во Рус. Христ. гуманит. института, 1999. С. 82 - 94.
3. Нарышкина А. Совершенно свободное плавание, http://ladentelle.livejournal.com/305.html .
4. Там же.
5. Там же.
6. Не стало Юрия Левады…// «Новые Известия» 17 ноября 2006, http://www.newizv.ru/news/2006-11-17/58360/.
7. Последний опрос Левады // Ведомости, 17.11.2006, №217 (1744)http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2006/11/17/115970
8. Демина Н. Прощание с Левадой, http://nataly-demina.livejournal.com/100213.html#cutid1
9. Лапин Н. И.— доктор философских наук, профессор, чл.-корр. РАН, заведующий отделом и руководитель центра Института философии РАН; электронное письмо Н.Лапина Б. Докторову, 20 ноября 2006 года.
10. Ядов В.А – доктор философских наук, профессор, руководитель Центра исследований социальных трансформаций, декан Института социологии ГУГН; электронное письмо В. Ядова Б. Докторову, 18 ноября 2006 года.
11. Демина Н. Там же.
12. Здравомыслов А.Г. – доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник Института социологии РАН; электронное письмо А. Здравомыслова Б. Докторову, 20 ноября 2006 года.
13. Фирсов Б.М. – доктор философских наук, главный научный сотрудник Европейского университета в Санкт-Петербурге; электронное письмо Б. Фирсова Б. Докторову, 24 ноября 2006 года.
14. Шляпентох В.Э. – доктор экономических нук, профессор, Университет штата Мичиган (США); электронное письмо В. Ядова Б. Докторову, 21 ноября 2006 года.
15. Дубин Б. В. — доктор философских наук, ведущий научный сотрудник Левада–центра, http://www.ej.ru/comments/entry/5391/ .
16. Левинсон А. Г. – кандидат искусствоведения, руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра», http://echo.msk.ru/programs/figure/47674/ .
17. Гудков Л.Д. - доктор философских наук, заведующий отделом социально-политических исследований «Левада–центра», http://www.idelo.ru/442/4.html .
18. Елисеева И.И., - доктор экономических наук, профессор, чл.-корр. РАН, директор Социологического института РАН, Санкт-Петербург; электронное письмо, присланное Л. Кесельманом Б.Докторову, 18 ноября 2006 года.
19. Алексеев А.Н. – кандидат философских наук, ведущий научный сотрудник Социологического института РАН, Санкт-Петербург; электронное письмо, А. Алексеева Б.Докторову, 22 ноября 2006 года.
20. Шайдарова Т.Н. - Генеральный директор Агентства социальной информации. Санкт- Петербург; электронное письмо Т. Шайдровой Б. Докторову, 21 ноября 2006 года.
21. Паниотто В.И. – доктор философских наук, профессор Киево-Могилянской академии, руководитель Киевский Международный Институт Социологии (Украина); электронное письмо В. Паниотто Б. Докторову, 18 ноября 2006 года.