Умер человек. Будет жить социолог...
На смерть Андрея Григорьевича Здравомыслова (1927-2009)

Памяти А.Г. Здравомыслова "Он ушел полный сил, замыслов и творческих планов", http://www.polit.ru/science/2009/07/09/zdravom.html

В утренней почте – электронное послание Владимира Ядова, одна строчка крупными буквами: «ЧАС НАЗАД УМЕР АНДРЕЙ ЗДРАВОМЫСЛОВ». Перечитываю много раз... пытаюсь понять ситуацию и свои чувства... мы знали друг друга сорок лет... Здравомыслов сделал меня социологом...  Все – смертны, Андрей давно и тяжело болел, но не любил говорить на эту тему...сразу о том, что сделал, что делает, что думает сделать..

Наша продолжительная беседа трехлетней давности о его жизни-работе называлась: «Мое кредо – социология». Эти слова передают суть понимания Здравомысловым своего назначения, своей роли в российском/советском социологическом сообществе. Отражают они и его реальное место в нем. Для него социология не была лишь сферой деятельности. Он был озабочен трансформацией социального знания в управленческие, властные решения. Он чувствовал свою ответственность за нравственный климат в нашем цехе. Он старался передать свое понимание назначения социологии новым поколениям ученых... Его лекции всегда были интересными и содержательными,  всегда озвученными внутренними диалогами. И вообще, диалогичность – антитеза монологу, нарративности – важнейшая характеристика научного стиля Здравомыслова.
Среди предков Здравомыслова были князья и дворяне, крестьяне, в том числе крепостные, военные, священнослужители и разночинцы — почти вся Россия, а редкая фамилия, подчеркивающая особенности мышления ее носителей, восходит к его прадеду, получившему ее после окончания Новгородской духовной академии. История его семьи, война и пережитые им физические тяготы, стремление понять устройство социального привели Здравомыслова на философский факультет ЛГУ; ранее Петербургский университет заканчивали его отец и дед. Оттепель определила его гражданское и научное кредо. Его слова: «Булат Окуджава имел для нас гораздо большее значение, чем Питирим Сорокин» – это, и ключ к пониманию его собственного движения в социологию,  и указание на генезис современного – постхрущевского – этапа российской социологии.

В стихотворном поздравлении Здравомыслова Ядову, написанном в 2004 году, есть слова:

Было время, было время
Всё понять и всё измерить.
Вникнуть разумом в пространство
Изменить несчастный мир,

Песню спеть  про шарик в небе,
И про девочку, что плачет,
Оттого, что шарик этот
Шарик этот улетел!
. . . .

Ощущение себя частью русской интеллигенции обнаруживается в работах. Здравомыслова, касающихся природы русскости и русского национального самосознания. Развивая релятивистскую концепцию нации, он трактовал русский народ как часть глобального человечества, а достижения России в областях искусства, литературы, науки как элемент всемирной культуры. Отсюда его резко негативное отношение к попыткам предложить «истинно» русскую социологию, базирующуюся на православии. Воспринявший принципы секулярной науки и традиции русской интеллигенции, Здравомыслов, по его словам, считал, что объяснение всего происходящего надо искать в мире людских отношений, но не проявлении высших сил.

...окончился жизненный путь Андрея Здравомыслова, обеднело наше профессиональное братство, но сделанное социологом Андреем Здравомысловым остается с нами.. навсегда...

Дорогой Андрей...Пусть земля тебе будет пухом!

Борис Докторов

А.Г. Здравомыслов: «Социология как жизненное кредо» (Интервью Б. Докторова с А. Здравомысловым) // Социологический журнал. 2006. № 3. С. 111–148. <http://www.unlv.edu/centers/cdclv/archives/Interviews/zdravomyslov_06b.html>.

В. Ядов
Прощай, Андрей

С  Андреем Здравомысловым меня связывает шестидесятилетняя дружба, вначале студентам, а позже товарищами по социологической лаборатории ЛГУ и соавторами. Последняя наша книга-второе ( без купюр) издание "Человек и его работа" с дополнением "+ в СССР и после" [1].   Каждый комментировал раздел, в  котором лидировал при подготовке первого издания. Надо сказать, что нам легко было соавторствовать, прекрасно понимали друг друга, равно владели и данными и аппаратом  анализа. Было время, когда я уступал ему в английском (именно Андрей перевел учебник Гуда и Хата, на котором мы осваивали азы эмпирического исследования), но после стажировки в Англии мы сравнялись в Еnglish.  На Международном конгрессе МСА в Эвиане  мы первыми из советских были приняты в Исследовательский комитет по социологии труда и поочередно избирались в состав его руководства. В начале 90-х оба мы начали интенсивно осваивать работы классиков и современных теоретиков социологии. Андрей стал членом ИК МСА по теории и истории социологии. В последние годы он полностью ушел в исторические изыскания, опубликовал солидные тексты, в которых стремился показать каковы культурные особенности социологии в странах Европы и в России. Буквально на прошлой неделе я обращался к нему за справкой по этим сюжетам.

Мы разные по темпераменту, он скорее интраверт, я - определенно  экстраверт. Моего  друга отличала  чрезвычайная скрупулезность в обращении с источниками, историческими фактами, чем сам похвастаться не могу.  Тексты, что я ему посылал (равно как он мне свои) обычно пестрели пометками касательно имен, дат+. Ни он, ни я не   настаивали на собственной интерпретации чего бы то ни было,  излагали свое мнение. 

Уходит наша возрастная когорта. Прощай, Андрей.

В. Ядов